Дело о сорока разбойниках

– Мы вас ждали к началу мая, – произнес городской врач. – Ужасная эпидемия охватила Ташкент в этом году, слава богу, в основном его старогородскую часть. Новый город пока держится. Среди туземцев подобные вспышки не впервой. Десять лет назад мы сражались с холерным духом, двадцать лет назад, сражаемся ныне, и через энный период придется снова мобилизоваться… Обстановка весьма обострена, позавчера было совершено нападение на господина Путинцева, градоначальника, сарты явились на Воронцовский проспект, погромили здание Канцелярии. Хотя недовольство было направлено главным образом на аксакала Мир-Якуба, который тянул время и все откладывал беседу с губернатором о мерах… что вынуждены принимать наши врачи. Три недели назад прибыл господин Боровский Петр Фокич и, к сожалению, занял место старшего ординатора хирургического отделения.

– Стало быть, теперь в моей персоне нет надобности? – сухо проговорил Иноземцев и поднялся.

– Вовсе это не так, – поспешил возразить Батыршин. – Вы приехали более чем вовремя! И мы несказанно счастливы, что вы остались в живых и добрались до нас. Сегодня же мы отправим телеграмму Алексею Николаевичу, генерал-лейтенанту Куропаткину…

– Незачем, – со строго нахмуренными бровями прервал Константин Карлович городского врача. Начальник госпиталя молча слушал и изучающе разглядывал Иноземцева, и Иноземцев, а это стало ясно с первого взгляда господина Майера, тотчас же пришелся ему не по душе: уж чересчур немногословно и надменно рапортовал доктор о своем опоздании. Мол, басмачи напали, прошу простить. И все?

– Позавчера пришла телеграмма от господина Полякова о том, что вы отбыли из Чарджуя полтора месяца назад, – насилу сдерживая негодование, начал он. – Вы должны были приехать в Ташкент в начале мая, а прибыли в конце июня. Вы выехали из Узун-Ада двадцатого апреля, вернулись в Чарджуй через месяц, столько же вы пробыли в Самарканде. Это недопустимо, Иван Несторович! Опоздание на две недели вам бы было прощено ввиду ваших приключений в Ахалтекинском оазисе.

– В Самарканде я задержался… – неохотно отозвался Иноземцев, и еще более неохотно добавил: – Из-за малярии.

– Кто это подтвердит? Вы обращались в местное управление?

– Нет.

– Нам пришлось спешно просить Военное министерство выслать другого врача. В Туркестан никто не желает ехать, а мы испытываем острый недостаток в квалифицированных специалистах! Однако Петр Фокич был столь любезен, что принял приглашение работать в госпитале и занял должность старшего ординатора. Теперь же, Иван Несторович, отправляйтесь в старогородскую часть, в махаллю Кар-Ягды, в мужскую туземную амбулаторию, работать с холерными больными и вести пропаганду противохолерных мер.

Он сделал несколько нервных шагов по кабинету.

– После, если эпидемия утихнет, – добавил он более спокойным тоном, – мы подумаем о вашем назначении на должность штатного ординатора в наш госпиталь. Ежедневный рапорт о проделанной работе предоставлять Мухаммад-Ханафии Алюковичу каждый вечер. У Мухаммад-Ханафии Алюковича на вас большие планы. Ведь вы работали с самим Пастером? Не подведите уж, Иван Несторович, хоть здесь.

Иноземцев вернулся в гостиницу «Ташкентские номера» в крайне удрученном настроении. Но делать нечего, утром, чуть забрезжит рассвет, покорно отправится он укорачивать число отведенных ему дней в махалле Кар-Ягды, где располагалось одноэтажное здание амбулатории. Но настроен Иван Несторович был весьма решительно, если не погибнуть от холеры, так основательно пошатнуть местные порядки русских чиновников. Посмотрим еще, какие это противохолерные меры здесь применяются, что аж казачий полк в Ташкент был отряжен для подавления бунтов.

По возвращении из госпиталя, после того как его основательно отчитали за задержку в Самарканде и ахалтекинские приключения, добавив сердцу горечи и еще больше взрастив в душе человеконелюбия, Иноземцев попросил хозяина «Ташкентских номеров» рассказать, что за бунт был накануне, что за волнения и отчего теперь в городе такая тишина стоит.

Как он и думал, европейская манера абсолютно негибкой системы делопроизводства нарушила счастливое существование азиатов. Что и привело к восстанию. У сартов был совсем иной уклад жизни, совершенно иное восприятие мира, гибкое, пластичное, как глина под пальцами гончара, и европейская система построения цивилизации с ее угловатостью и топорностью вошла в явный диссонанс с их первозданным устоем. Ибо жили сарты с верой в волшебство и волшебством сим умело пользуясь, которому даже название свое имелось – «худо холаси», что значит «бог даст». Фразу эту Иноземцев на каждом углу слышал. Что бы ни чаяли, будь то торговец, бай, воин на коне, всегда к чаяниям своим прибавляли эти два волшебных слова. Я, мол, все сделаю, а остальное – за Аллахом.