Дело о стаях (СИ)

Слава замирает, пружиня на старых, но ещё на удивление крепких досках пола. Ждёт, но, ни выстрела, ни нападения так и не следует.

Тьма рассеивается, сначала давая очертания предметам, потом добавляя деталей.

Никто не сдвинулся с места и тяжёлый пистолет всё так же смотрит ему в лицо.

— А я думал, ты поумнел, — расстроено замечает Герман и Слава переводит взгляд с дула на чужое лицо, не понимая, о чём тот говорит. — Думал, ты понял, что все они всего лишь раковые клетки человеческого рода. Ведь ты убил Таутай-лак. Леонид рассказал мне, как ты вогнал ей в рот металлический прут. Ты убил Сидра, когда он обратился.

Слава сглатывает, вспоминая надвигающуюся на него оскаленную морду, хлопок выстрела и рану без крови. Раны.

— Его убил ты. Не я.

— Тебе осталось только избавиться от этого маленького балласта, — словно не слыша, продолжает Герман с усмешкой. — Две псины и ты освобождён.

Сжимающие пистолет руки подрагивают, но Слава лишь сильнее цепляется за него, прислушиваясь к происходящему за спиной. Однако оттуда не доносится ни звука.

— Я так надеялся, что ты перерастёшь эту глупость.

Холодок пробирается внутрь, запуская свои ледяные пальцы под куртку и ероша морозным дыханием волосы на затылке.

— О чём ты?

— О твоей детской дружбе со щенками.

Из-за спины вновь доносится затихшее было рычание и Герман усмехается, словно радуясь этой реакции.

— Не сверкай глазами, альфа. Ты должен нас поблагодарить. Благодаря нам ты получил эту силу.

Слова как удар под дых. Перед глазами мелькают воспоминания: семья Демида, живая и здоровая, кадры из новостей с россыпью крови на снегу, алой, будто рассыпанные ягоды рябины, разделённая на двоих боль.

Уши закладывает.

…На крыше они оказываются меньше чем через десять минут. Слава ёжится от пронзительного ветра, бросающего в лицо снежное крошево, но лишь сильнее натягивает шапку.

— Ну?

Слава впервые слышит, как Демид воет и от этого звука что-то внутри вибрирует, словно откликаясь на зов.

— Ну? — повторяет Слава, когда на них опускается оглушающая тишина.

Шума улицы на этой высоте почти не слышно, как и других звуков. Или может он просто внезапно оглох.

Демид не отзывается, вслушиваясь в эту тишину и не замечая ни холода, ни припорошившего тёмно-каштановые волосы снега. А потом он дёргается. Слава едва успевает снова перехватить его, хватаясь пальцами за рукав куртки, прежде чем Демид свалит с крыши.

— Демид⁈

— Я нужен им!

В трёх словах столько рычания и злости, что пальцы сами собой разжимаются, выпуская на свободу.

Демид дёргается в сторону выхода, но Слава следует за ним словно привязанный.

— Стой, — требует он, спускаясь с крыши в подъезд. — Лицо смени!

Демид всегда умел держать себя в руках, теперь же вторая сущность выбралась наружу, ощетинившись клыками и когтями и сверкая на весь мир жёлтыми радужками.

— Демид! — шипит Слава, спешно скатываясь по лестнице вслед за другом.

— Они…

Демид спотыкается, задыхаясь на полуслове и оборачиваясь.

Слава от неожиданности влетает в него и тут же отступает на шаг. Радужки прямо на глазах темнеют. Знакомая и привычная желтизна прячется за рыжиной солнечного, напитавшегося силы янтаря. Дыхание перехватывает, а в следующий момент, когда Демид снова дёргается, собираясь ускользнуть, Слава перехватывает его, сжима руки поперек груди.

Желтизна — удел большинства оборотней. Янтарь — отличительная черта альфы стаи.