Дело о таинственном наследстве

Наташа слегка покраснела. Она совсем еще не имела опыта разговора с людьми, которые смотрят на нее с такой открытой неприязнью.

– А можно, – зло поблескивая глазами, вмешался граф, – основываясь на действительно реальных фактах, сделать действительно правдивые выводы.

Аркадий Арсеньевич начал было наливаться кровью, но тайный советник аккуратно взял его за локоть и кашлянул. Следователь вздохнул, покоряясь.

Наташа, приставив пальчик к носу, на секунду зажмурилась. Вот перед глазами всплыла картина, и девушка, коротко вздохнув, широко распахнула глаза и начала ее описывать…

– Антон Иванович все время наталкивается в тетушкиной гостиной на чайный столик и делает это нарочно, чтобы, в конце концов, Феофана Ивановна дала согласие на его просьбу выставить злополучный предмет мебели в другую комнату. После того как он собственноручно переносит столик, но не в соседнюю комнату, а на веранду, где уже стоит приготовленная кое-какая рухлядь на выброс, Антон Иванович с небольшой сумочкой идет за беседку в саду. Переодевается. После чего выходит на дорогу, добирается до постоялого двора, нанимает телегу и возвращается под видом старьевщика к Феофане Ивановне. Благодаря ботинкам, он становится на два с половиной дюйма выше, благодаря парику, обретает густую, с челкой, седую шевелюру, челка сверху прикрывает лицо, снизу его не дает рассмотреть шарф. Очки же окончательно меняют его внешность. К тому же одетое поверх основной одежды пальто делает Антона Ивановича толще обычного. В этом обличье он уже несколько дней колесит по округе, скупая и вывозя старую мебель, с одной-единственной целью: получить заказ на вывоз старья от Феофаны Ивановны, что и свершается за день до описываемых событий. Итак, он возвращается, прекрасно зная, что тетушка как раз почивать легла, а Дуняше отдан приказ, что как только появится старьевщик, позволить ему вывезти все ненужное, сваленное на веранде. Дуняша в точности выполняет приказ, и Антон Иванович увозит столик вместе с остальной рухлядью в лес, где и рубит его на мелкие щепки. Это и наблюдали Вася и Лука. Затем, по-видимому, сильно расстроенный результатами рубки, он уезжает, бросает телегу, опять переодевается за беседкой и возвращается к уже проснувшейся и горюющей тетушке. Перед ней изображает отчаянность от собственной рассеянности – надо же, он, вместо соседней комнаты, вынес столик на веранду!

Внимательно наблюдавший за цветом лица следователя граф заметил, предвосхищая его вопрос:

– В комнате Антона Ивановича, среди его собственных вещей, я обнаружил сумку с одеждой, которую никогда на нем не видел. Ваши господа на эту сумку внимания не обратили. За беседкой найдены: пуговица, истоптанная трава и зажим для галстука. В садовом домике, под мешками, висело пальто. Все передам вам в абсолютно сохранном виде, дабы вы смогли сравнить имеющееся с показаниями людей, встречавшихся со старьевщиком.

И Саша чеканно поклонился. Аркадий Арсеньевич с тоской во взоре закрыл приоткрывшийся для вопросов рот.

Наташа кивком поблагодарила графа и продолжала:

– Это о том, кто на самом деле изрубил тетушкин столик. Что, Оленька? – улыбнулась она, видя как подруга ерзает на диване, то и дело задевая бедром пожилого господина, сидевшего рядом. Лицо господина выражало чрезвычайную целомудренность, а взволнованные от Ольгиных манипуляций руки возбужденно дрожали на часовой цепочке…

– А зачем? – закраснелась от обратившегося на нее всеобщего внимания Ольга. – Зачем нужны были все эти сложности, переодевания, зачем было рубить столик, что в нем, собственно, Антон Иванович хотел найти?

* * *

– Это, – пробормотала Наташа, – четвертый лепесток. Да! – вскинула она голову. Чтобы ответить на этот, на самом деле один из самых основных вопросов, нужно вернуться немного назад и даже в другое место. Но сначала маленькое предисловие.

Она опять зажмурилась. Как-то легче было вот так сосредоточиться. Буквально за несколько секунд перед глазами проносились очень ясные, живые картины. Для того чтобы продолжать рассказ, ей нужно их было только описывать. Сейчас картинка показывала потухшее, жалкое лицо Антона Ивановича. Наташа вздохнула: