Дело о таинственном наследстве

Наташа вдруг почувствовала, что ужасно устала. Ей уже ничего не было нужно: ни рассказывать и объяснять правду, ни гордиться собственной смекалкой. Хотелось только прижаться к Сашиному плечу и закрыть глаза. Он угадал. Нежные и сильные руки обхватили ее за плечи и повлекли к креслу, усадили… Наташа и не сопротивлялась, когда граф взял дальнейшие объяснения на себя.

– Семен Николаевич Никольский, как уже сказала княжна, констатирует естественную смерть Копылова. Аркадий Арсеньевич думает о крайней «психологичности» данного преступления и доволен, что дело можно завершать. Для официального следствия все предельно ясно. Преступник налицо. Простите, Аркадий Арсеньевич, но «налицо» почти исключительно с подсказки доктора… Он ведь посетил вас накануне похорон, после тайного советника, не так ли? Так вот: Никольский лгал, когда рассказал вам, что накануне тетушкиного убийства у него украли склянку с цианистым калием. Потому что все склянки и пузырьки в его лаборатории имеют исключительно прозрачный цвет и сделаны из тончайшего стекла, как и пузырек с «Успокаивающим». В этом легко убедиться, побывав в его лаборатории, приемном кабинете и аптеке. И расспросив помощников. Пузырек же из-под яда, который нашли у Антона Ивановича, как и говорила в самом начале княжна и как нам демонстрировал сам Аркадий Арсеньевич, был грубого коричневого стекла и являлся собственностью Антона Ивановича.

– Этим объясняется и странная фраза доктора! – не удержавшись, вмешалась Наташа. – Сергей Мстиславович, вы помните, как доктор стоял в задумчивости и шахматные фигурки переставлял? Я тогда услышала его бормотание, последней фразой было: «…а цианистого-то нет». Понимаете, в ту минуту он выстраивал схему, при которой вина за все странные происшествия с графом в случае каких-либо насчет них подозрений ляжет на Антона Ивановича! И вроде все в этом построении получалось очень стройно, кроме того, что у доктора в лаборатории не было цианистого калия, и он не понимал, откуда он мог взяться у Антона Ивановича. Однако стройную систему доказательств надо было заканчивать обязательно, и он рискнул.

– Милая моя девочка, – покачал головой тайный советник. – Неужели тебе, в твою светлую головку не пришла такая мысль, что рисковать ему пришлось не только чтобы убрать со своей дороги ставшего непредсказуемым Антона Ивановича, но также и для того, чтобы, Господи помилуй, не убивать тебя!

– А? – Наташа открыла рот.

– Господи, да ты представь, что у него в голове творилось, когда ты с графом к нам прискакала и из мешочка сюрпризы всякие начала тягать. Да ты для него большую опасность, чем Копылов, представляла! Ему надо было тебя больше, чем следователя, убедить и показать, что вот он преступник, мол, хватит, девочка, тут расследованиями заниматься, вот он и рискнул!

Мурашки величиной с божью коровку запоздало кинулись Наташе на спину. И почему-то в голове пронеслась фраза, когда-то сказанная ей доктором: «Знаешь, Наташенька, бывают люди, такие светлые, такие счастливые уже сами по себе, этак изнутри, что вот таких-то и надобно беречь прежде всего, как фонариком стеклянным от бед и непогоды загораживать. А станет на душе муторно, так вечерком откроешь стеклышко, и засветит, засияет тебе светлостию человечек такой…»

– Таким образом, продолжал граф. – Сообщение Никольского об украденном яде, вкупе с найденным после преступления пустым пузырьком с частицами этого самого яда в комнате Антона Ивановича, явилось основным прямым доказательством вины Копылова в убийстве тетушки.

– А где Антон Иванович взял яд, если не крал его у доктора? – спросил князь Красков у дочери.

– Я не знаю… – смутилась Наташа. – Может, привез с собой для каких надобностей…

– Я пофинен! – взревело вдруг нечто бледнолицее, рыжеватое и худое в задних рядах.

Взгляды одномоментно вздрогнувшего общества обратились на Ганса Ульриховича – управляющего имением генерала Збруева.

– Готоф отдаться ф руки полиции! – кося голубым глазом на волосатые руки Аркадия Арсеньевича, фэкал тот.

Следователь, почувствовавший, что он может хоть частично вернуть себе ощущение власти, встал, распрямился и грозно рыкнул:

– Извольте объясниться!

Ульрихович, высоко задирая подбородок, начал пробираться к представителю полиции через ряды зрителей, одновременно говоря:

– Грязь в ампарах, пастройках, мыши, крисы, насюкомые. Паутина везте, мухи, вретно! – Выкарабкавшись из тесноты стульев, длинный и худой, он, задрав палец, как некий мессия, взревел опять: – Знаете ли вы, что крисы могут стать источником непреотолимих полезней лютей, а клавное скота? Коровок, теленок, циплят и кусей? В отин прикрасний тень ви проснетесь без яитс и молока!

Генерал Збруев, также здесь присутствовавший, застонал и ударил себя кулаком по лбу. Весьма сильно.

– Любезнейший, – ласково произнес Аркадий Арсеньевич. – Вы ближе к делу!