Дело о вещих снах

Ницану удалось убедить служителя в том, что хранение копий фальшивых снов унижают подземных богов. «Это же все равно, – сказал он веско, – что хранить в сейфе национального банка поддельные купюры». Сравнение очень впечатлило служителей храма Нергала, так что Ницан даже пожалел, что оно пришло ему в голову позже, чем он опустил деньги в храмовую копилку. Ведь теперь служители были уверены в том, что Ницан делает им большое одолжение, забирая подделки и тем самым отвращая от них гнев грозного владыки преисподней, верного супруга самой Царицы Эрешкигаль.

– Ну, что сделано, то сделано, – проворчал сыщик. – Я всегда страдаю от собственной щедрости.

Астаг непонимающе воззрилась на него. Ницан махнул рукой – мол, ничего, это я так, не обращай внимания.

Придя в контору юной волшебницы, сыщик еще раз испытал чувство сожаления. На этот раз причиной явилась не расточительная щедрость, а то, что он не прихватил с собой Умника. Все-таки, магическое поле в лавке Астаг было чрезвычайно сильным, и Ницан испытывал сильную сухость в горле, которую привык снимать обильным возлиянием. Либо пальмовой водкой, либо лагашской горькой. Ни того, ни другого у Астаг не оказалось. Даже пива девушка в конторе не держала.

Тяжело вздохнув, Ницан приступил к изучению копий истолкованных сновидений покойного Шу-Суэна. Вернее сказать, начал не он, а Астаг.

– Сядь в кресло и расслабься, – приказала она. – И не бойся, в случае чего… – она не договорила, и Ницан подумал, что девушка сама толком не знала, что сделать «в случае чего». Но делать было нечего. Он сел в затканное парчой огромное кресло с высокой спинкой. Кресло казалось теплым и очень уютным, и сыщику сразу же захотелось спать. Он закрыл глаза.

Через мгновение сонливость прошла, Ницан почувствовал себя посвежевшим, отдохнувшим. Открыв глаза, он с удивлением обнаружил, что стоит посередине большого поля, покрытого неестественно яркой травой.

По полю разбросаны были ярко-алые маки. Вся картина своей аляповатостью била по глазам. Ницан настороженно огляделся по сторонам. Отсутствие Астаг его не удивило – он понимал, что волею девушки оказался в иллюзорном мире снов Шу-Суэна.

Не сказать, что ему это понравилось. Во-первых, он не любил иметь дело со снами, тем более – истолкованными, то есть, уже препарированными, порой – весьма бесцеремонно и грубо. Во-вторых, Ницан не знал, чего ожидать от снов Шу-Суэна. Ведь сны каким-то образом связаны были со смертью хозяина «Хаггай Барроэс». Может быть, в них самих и таилась смертельная опасность.

Но делать было нечего, к тому же Ницан надеялся на гениальность Астаг.

Сыщик тяжело вздохнул и сделал шаг – просто чтобы почувствовать, насколько владеет собственным телом. Остановившись, он почувствовал еле заметную дрожь почвы. И тотчас увидел причину сотрясения – от горизонта к нему мчался всадник на белом коне. Всадник двигался не очень быстро, скорее – плыл над полем, конь почти не касался земли, даже красные маки оставались неподвижны.

И вот всадник словно повис в нескольких метрах от сыщика. Ницан четко видел белоснежного коня с горящими черным огнем глазами. Перевел взгляд на всадника. Всадник был совершенно безлик – его лицо представляло собой просто белый овал. Одежда его отличалась столь же ослепительной белизной, что и шерсть коня. Всадник натянул уздечку, поднял руку, в которой сжимал длинную пику.

Ницан, словно зачарованный, наблюдал за ним.

В то же мгновение уздечка стала черной, копье – красным, словно окунувшимся в кровь – а в лице всадника проступили черты пожилого человека с тяжелым взглядом глубоко запавших глаз, резкими складками, лежавшими по обе стороны тонкогубого рта, чуть выдающимся вперед подбородком. Губы разжались, в голове Ницана гулко прозвучал тяжелый замогильный голос: «Я – Ошеа Бен-Апсу, Ошеа Бен-Апсу! Берегись меня…»

Всадник отвел руку для удара.

Тут сыщик спохватился, шарахнулся назад…

…и больно ударился затылком о спинку деревянного кресла. Не было больше ни луга, ни маков, ни всадника в белой одежде на белом коне.

– П-проклятье… – прошипел он, ощупывая быстро вздувшуюся шишку. – Вот вечно я так…

– Ну что? – нетерпеливо спросила Астаг. Она не отличалась особой сердобольностью, и стоны сыщика нисколько ее не взволновали. – Что видел? Рассказывай. Или повторим?

– Нет-нет, – поспешно возразил Ницан. – Вполне достаточно…

Он описал девушке видение. Астаг пренебрежительно махнула рукой:

– Очень простой сон. Пика с красным острием – символ опасности. Поскольку держит ее в руке человек в белом – опасность смертельная. Да еще белый конь – очень близкая опасность.

– У всадника очень запоминающаяся внешность… – задумчиво пробормотал Ницан. – Совсем не символичная. Такая… Конкретная… Но она проявилась на очень короткое время. Как раз перед тем, как он попытался ударить меня копьем.

– В таком случае, сон указывает на конкретного человека как на источник опасности…

– Смертельной… – подсказал Ницан.

– Смертельной опасности. Вполне возможно, покойный… как его звали?

– Шу-Суэн.

– Покойный Шу-Суэн знал этого человека.