Дело о волхве Дорошке

Когда он вышел из квартиры Лии Баруховны (горничная подала ему шляпу, пальто и калоши, он же дал ей двугривенный серебром), время было позднее даже по кремлевским часам. Беспокоить остальных было и неудобно, и даже вредно: вдруг они уже спят и видят сны? А во сне — разыскиваемый Дорошка? Разбудишь, и спугнешь. Не говоря о том, что в списке, переданном ему товарищем Зет, были и те, кто охраняется персонально даже здесь, за кремлевскими стенами Поэтому он решил сначала подумать. Ведь и один случай — уже случай. Иногда и одного-то не было, а целые теории воздвигали, и какие теории…

Фоб и Дейм шли неспешно. Трошин не гнал, понимал — Арехин думает.

Итак, возможно ли общение людей между собой в сновидениях? Саша во сни видит Машу и наоборот — это явление самое обыкновенное, но считается, что Саша сам придумывает свою Машу, взяв за образец Машу реальную. Копирует в сознании. Но всерьез — всерьез этим делом интересовались мало. «Я тебя видел во сне, Саша! — И я тебя!» — вот и вся статистика, известная рядовому обывателю и даже работнику московского уголовного сыска. Нужно поговорить со специалистами. А кто в этой области специалист? Известно кто, академик Павлов. Или доктор Пеев, который хоть и не академик, зато единственный ученик профессора Бахметьева. И, что немаловажно, знакомый Арехина. А Павлов что, Павлов не убежит. Нужно будет — и к Павлову наведаемся. Но к Павлову заполночь неудобно. А Пеев, может быть, дежурит по госпиталю.

— Бывшую клинику Вандальского знаешь? — спросил Арехин Трошина.

— Знаю. Там теперь военный госпиталь.

— Так давай туда.

— Гнать?

— Только чтобы не забыли, как нужно бегать.

Фоб и Дейм не забыли. По счастью, снег еще лежал на мостовой, и обошлось без дикой тряски, только ветер свистел вслед, раздосадованный, что не угонится.

Славно ездить по ночной Москве: пара рысаков, пара «браунинг-спесиаль», да и у Трошина маузер и пара бомб. Народу никого, движения никакого, никто не мешает показать себя во всей красе. Не мешает, но и не видит, вот в чем особенная прелесть.

У госпиталя остановилсь.

— Еще бежать и бежать могут, — сказал Трошин, но начал обтирать коней, чтобы не простыли. — Вы надолго?

— Как получится. Вдруг вообще человека нет? Или спит?

Привратника ждать долго не пришлось. Тот выглянул в окошечко, побледнел и стал торопливо раскрывать ворота, не спрашивая ни кто, ни зачем.

— Доктор Пеев сейчас находится здесь? — счел необходимым уточнить Арехин.

— Да, да, здесь. Дежурят-с по госпиталю-с, — в речи появились словоерсы. — Прикажите доложить?

— Доложи. И проводи.

Привратник, не запирая ворот — потом, не убегут ворота, — подождал, пока Арехин неторопливо выберется из экипажа, и повел внутрь.

Хорошо, однако, поставил себя доктор Пеев. Или, вернее, помнят прошлый визит Арехина с последующим исчезновением вороватого хама-санитара. А теперь, когда еще и Фоб и Дейм во дворе… Чихнуть не успеешь, как пристрелит этот бешеный мусовец, пристрелит и оставит лежать в назидание медперсоналу и раненым красноармейцам, покуда собаки не растащат последние кусочки (см. «Дело о светящихся попрыгунчиках»). Еще и табличку рядом поставят для ознакомления пролетарских масс: «Он воровал у раненых».

А как не воровать, когда паек мизерный, а дома шесть ртов? Вот и приходится. По чуть-чуть, без наглости, а то ведь, если шлепнут, конец семье. Помрут с голодухи.

Доктор Пеев сидел в маленьком, но опрятном кабинетике, дверь держал открытой, читал толстую книгу и пил чай. Услышав шаги привратника (Арехин по привычке ступал мягко) он оторвался от книги.

— Что случилось?

— Вот к вам-с, Христофор Теодорович.

— А-а… — в возгласе Пеева радости не было. Да откуда ей взяться, все-таки не пиво пили вместе, а убийцу искали, причем Христофор Теодорович был за подозреваемого (см. «Дело о замоскворецком упыре»).

— И вам, доктор, доброго здравия, — ответил Арехин.

— Ох, конечно, добрый вечер, или, вернее, ночь.

— Я пришел к вам в надежде, что вы поможете разобраться в одном деликатном вопросе.

— Опять отрезанные головы?

— Нет, нет. Что это вы пьете?

— Это? А, чай. Морковный. Для зрения очень полезен. Желаете?

— Желаю.

— Не извольте беспокоиться, мигом, — засуетился привратник, и точно — мигом налил в кружку — большую, толстостенную, держащую тепло долго, — крутого кипятка из чайника, принесенного тоже мигом.

Доктор Пеев положил в кружку три чайных ложки сушеной моркови и накрыл блюдцем:

— Минут пять настоять нужно. А вы, Андрей Дмитриевич, можете идти.

— Уже иду доктор, уже иду, за воротами присмотрю, снег почищу…

Дождавшись, пока привратник уйдет, Арехин сказал:

— Вижу, порядок в госпитале на высоте.

— Благодаря вам. И еще — говорят, открывается новый институт, в котором и головы пересаживать будут, и прочее… Не слышали?

— Слышал, что собираются открыть лабораторию анабиоза, глубокого сна, и вас, доктор Пеев, прочат в руководство.

— Да, и это тоже говорят.

— Только говорят?

— Решится все в ближайшее время. Как раз этот госпиталь под лабораторию и должен отойти.

— И поэтому вам совершенно не нужны никакие новые неприятности.

— Признаюсь, да.