Кроваво горела рябина осенью семьдесят девятого... Это - ты?.. Да. А ты - это ты?
- А это, Сергей, Вера... У нее проблема, и ей нужно...
Обнорский посмотрел на Веру, осекся.
Потом посмотрел на меня и снова на нее... И что-то понял. Иногда меня пугает эта его способность понимать то, о чем еще не сказано.
- Вы знакомы?- спросил Обнорский с интересом.
- Немного,- сказал я. У меня пересохло горло... как с похмелья.
- Здравствуй, Сережа,- сказала Вера.
- Ну вот и отлично,- бодро произнес Андрей.- Вы тогда сами обо всем и поговорите. Договорчик на проведение журналистского расследования оформим завтра, деньги - в бухгалтерию.
Вера кивнула. И я узнал этот наклон головы... впрочем, я и не забывал его никогда... Андрюха еще что-то говорил. Вера кивала. Я стоял истуканом. За окном опускались сумерки.
Вот так для меня началась эта история.
Хотя... и это неправда. На самом деле она началась, когда...
***
...Двадцать лет назад, в семьдесят девятом, Владик Завьялов первым достал двойник "Пинк Флойд"... Это было круто!
У Владика все и всегда появлялось у самого первого. Папа у Владика был какой-то шишкарь. Чтобы Владик не фарцевал, папа все ему сам добывал. Джинсы, билеты в "Октябрьский", японские "Сейко", жевательную резинку...
- "Стена",- сказал Владик,- двойничок "Пинк Флойд". Папахен и мамахен сваливают на дачу... В восемнадцать ноль-ноль (Ах, "Сейко" на руке!), папрашу без опозданий!
- Я, наверно, опоздаю,- сказала самая красивая девочка.
- А когда ты не опаздывала, Верунчик?- сказал Владик.- Ждать не будем.
А я сказал:
- Я за тобой, Вера, зайду.
- На фиг,- сказал Владик,- вы с Сашкой обеспечиваете бухалово. На Карпинке у лесочка есть "Тамянка".
На Карпинке у лесочка мы с Сашкой взяли портвейна. Из экономии. Чего за "Тамянку" два тридцать платить? Мы взяли портвейна и пошли к Владику. Посудины "ноль семь" оттягивали карманы.
По дороге встретили Маринку, пошли вместе.
- Восемнадцать оборотов, Марина,- сказал Сашка, поглаживая себя по оттопыривающемуся карману.
- Опять вермуть какую-нибудь взяли?
- Обижаешь, Мариша,- солидно ответил Сашка,- три семерочки. Напиток интеллигентных людей.
- Ну ты стебок, Стариков,- сказала Маринка.- Я стебаюсь!
Алели рябины... как здорово алели рябины в сентябре семьдесят девятого года!
Я сорвал одну гроздь.
- О...- сказал Сашка,- рябина - это хорошая закусь.
- Ты что же думаешь? Он рябину на закусь сорвал?- сказала Маринка.Нет, Саня, он эту рябинку Верочке хочет принести... А Верочка не клеится... Верочка на Владика запала. Ой, круто запала!
Я ничего не ответил. Я начал ощипывать и бросать в рот ягоды. Они были горькими.
...А Вера почти не опоздала... мы даже не успели выпить. Маринка делала бутерброды, Владик сидел у пианино, тренькал, напевал: "Рок-энд-ролл мертв... а я еще нет... Рок-энд-ролл мертв..."
- Кстати,- сказал Сашка,- сегодня сорок дней.
- Чего сорок дней?
- Сорок дней, как погиб "Пахтакор".
Они одиннадцатого августа гробанулись.
- Ну ты стебок, Стариков... Я стебаюсь!
- А ведь точно,- сказал Владик, отрываясь от инструмента.- Сорок дней... надо за это вмазать.
Он снова положил руки на клавиатуру, спел:
- "Пахтакор" мертв... а я еще нет.
- Нуты стебок, Владик... Я стебаюсь.
В прихожей мелодично пропел гонг. Маринка сказала:
- Кажется, наша королева пришла... вдвоем открывать побежите, сопернички?
- Я открою,- сказал я.
- ...а я-а еще нет,- спел Владик.
Я вышел в прихожую. Снова пропел гонг. С календаря смотрела Пугачева, тренькало пианино... Я открыл дверь...
Самая красивая девочка десятого "а" сказала:
- Привет... я не опоздала?
Она сказала: привет... и у меня забилось сердце. До сентября двухтысячного года оставалось еще больше семи тысяч суток... но тогда я этого не знал. Не мог знать. А если бы мог - не поверил.
- ...Итак, дорогие товарищи,- торжественно произнес Владик,- зачем мы сегодня собрались?
- Бухать,- сказал Сашка.
- Ну, Стариков, ты стебок...- сказала Маринка.
- Нет, дорогой товарищ... Сегодня мы собрались, чтобы послушать альбомчик "Стена", написанный группой английских товарищей под руководством Коммунистической партии Советского Союза и Генерального секретаря Центрального Комитета дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева лично.
- Бурные, переходящие в овацию аплодисменты,- сказал Сашка.- Весь зал в едином порыве встает. Следует, конечно, добавить, что овация продолжалась несколько минут, но у нас на это времени нет. Потому как мы собрались бухать.
- Правильной дорогой идете, товарищи!
Из динамиков заморской стереосистемы "Филипс" пошла мощная волна звука.
Портвейн "Три семерки" прокатился по пищеводу. Нам было по шестнадцать... мы еще ничего не понимали. Я смотрел в дерзкие глаза на разрумянившемся от портвейна лице. Я погибал.
- Вот когда мы встретимся через год...
- Э-э... через год мы все будем в стройотрядах... штудиусы.
- Э-э, ребята, кстати... следующий год! Он же необычный. Он олимпийский!
- Ну и что? Этих олимпийских - каждые четыре года. Будет вам и восьмидесятый, и восемьдесят восьмой, и даже двухтысячный.
- Ну... до двухтысячного еще дожить надо.
- А в двухтысячном сколько же нам всем будет?