Дело о железном змее (ЛП)

«Вортис» не было личным именем. Все тело Эммы дрожало, серьги покачивались, ударяя по щекам. Камея на горле потеплела, и она смутно слышала, как дверь открылась, Микал что-то сказал. Ее память пропала, книга говорила с ней на древнем языке, ее губы двигались, мир вокруг притих, золотая пыль висела, ведьмины огни замерли, перестав шипеть.

Она редко молилась, лишь в определенные моменты, и волшебниц гнали из каждой церкви, римской англиканской и прочих. Но она была набожной, и Эмме казалось, что пока молиться.

«Вортис круца эст», — прошипела Мехитабель.

Книга захлопнулась, замки закрылись. Эмма моргнула. Ее щеки были в соли, желудок урчал. Сколько времени она потеряла, глядя на страницы, пока Текст притуплял ее интуицию и разум, говоря с ней?

Ладонь Микала сжала ее плечо.

— Вы у Чилда на улице Титэ. Почти Прилив, — он звучал пристыжено?

Какое ей дело?

У двери стоял другой Щит. Темноволосый, немного ниже Микала, но шире в плечах, нож открыто висел на его бедре, его глаза закрылись. Его черты были ровными, и она поежилась, просыпаясь, его глаза открылись. Он склонился, сжав губы. Он выглядел как солдат, хотя Чилд, в своей раздражающей манере украшать, дал ему блестящую жилетку поверх хорошей белой рубашки с высоким воротником. Его одежда была хорошей, даже хотя сапоги выглядели ужасно непрактичными.

Она мгновение не помнила, чем или кем была. Это пришло к ней, и она поежилась снова. Пальцы Микала сжались. Ей не требовалась боль, чтобы прийти в себя, хотя герцогиня Кентская вдруг стала довольно мелкой проблемой.

«Вортис круца эст».

Или, если говорить не шипением змея:

«Вортиген вернется».

Глава двадцать пятая Трокмортон, полагаю

Не удивительно, что знакомый Зига Беккер жил недалеко от пристани Трашнидл, в гадкой дыре, где воняло капустой и джином, но было чище, чем ожидалось. С бодрыми ругательствами на немецком Зигмунд хлопнул юношу по спине, и получились очки из пива.

Беккер был худым, в традиционных красных нарукавниках грузоманта и шерстяной шапке в елочку, тяжелых ботинках и с широкой улыбкой без левого клыка. Наверное, он тоже ненавидел заклинателей зубов или не мог себе такого позволить. Клэр подозревал, что почти все деньги юноши уходили на его больную мать в шали, которая шуршала между одной кроватью и древней печью, тыкала котелок с чем-то кипящим и смотрела на единственного выжившего сына мутными глазами. Женщина не говорила на английском, но Беккер родился в Лондинии, ему повезло больше. Если бы он родился в Германии, здесь им было бы сложнее, и они голодали бы.

— Линдорм, — сказал Беккер, он стоял, потому что предложил Клэру единственное кресло. Валентинелли стоял у двери, разглядывал ногти, комната была слишком маленькой для четырех мужчин и старых женских юбок — Ja. Чуть больше двух недель назад только открылся, делает доставки, — его акцент был смесью языка его матери и песней в нос, как делали на пристани. — Мы удивились. Но они хорошо платили пруссам, и товар разгребали. Никто не стал бы сидеть просто так, без выгоды.

— Что они платили? — Клэр осторожно устроился. Кресло было удивительно хрупким, а пол — кривым.

— Два шиллинга за один, больше за больше. Хепс на Мокгейле принес им ящики и получил целый фунт. Все оживились. Все пытались продать кусочек металла, который можно было назвать прусским, — лицо Беккера скривилось, он снял шапку и почесал голову. — И я пытался. Но законно.

«О, конечно. А я — жилетка обезьяны».

— Уверен, вы действовали по закону. И после двух недель и нескольких дней Линдорм закрылся?

— Ага. Прилив прошел, а потом — бац! Пропал, как рыба в море. То место странное. Мы ощущали что-то не то, да, и там был мант. Большой, не грузчик или корабельная ведьма. Там была магия лорда. Сильная.

— Любопытно. Кто теперь покупает прусские конденсаторы?

— Никто. Некоторые господа готовы волосы рвать в ожидании; некоторые говорят, что они во Франции, другие — что задержались по пути, еще один или два говорят, что их задерживают прусские фабрики. И потому французы стараются сейчас продавать свое, раз прусские не приходят.

Клэр прикрыл глаза, тонкие пальцы сцепились под длинным гордым носом. Зигмунд мечтательно смотрел на котелок в печи, фрау Беккер что-то пробормотала и угрожающе помахала деревянной ложкой, сделав шаги в его сторону.

Зигмунд тяжко вздохнул.

Клэр обдумывал историю юного Беккера.

— Вы случайно не знаете, куда Линдорм продавал конденсаторы?

— О, это просто, — худая грудь Беккера выпятилась, он сунул большие пальцы под нарукавники. — Он нанимал грузчиков, чтобы чарами разгрузить повозку и телеги. Два дня переноски грузов к Сэнт-Кэт были оплачены как четыре дня работы. Там большой склад, угольно-черный.

— Вы пользовались этой простой работой?

— Не было ничего простого, сэр. Лошади были беспокойными, груз ускользал, тяжелый, как кошелек священника. Каждый грузчик получил по два фунта, сэр.

— Ясно. Что можете рассказать о господах, что просили о ваших услугах?