Дело о живых мишенях

Никакие книги не могут передать ощущений человека, еще недавно беззаботного и свободного, когда за ним вдруг с противным лязгом захлопывается тяжелая металлическая дверь. Очутившись в отгороженном от всего остального мира помещении, задержанный впадает в состояние, близкое к обмороку. Пораженное катастрофическими переменами сознание отказывается воспринимать камеру как действительность. Кажется, что все это происходит не с тобой, не по-настоящему. Часы и даже минуты, проведенные в заточении, оставляют неизгладимый след на психике человека. Отсчет времени здесь начинает идти не по привычному солнечному кругу, а от оправки до оправки. В «комнатах доставленных» райотдела классической параши нет, и ко всем тюремным мукам добавляется еще одна: дотерпеть, когда помощник дежурного найдет время вывести в туалет. В этих «комнатах» сидят не более трех суток, затем арестованного переводят или в ИВС (изолятор временного содержания), или прямиком в СИЗО (следственный изолятор), ну а кому повезет, то и на свободу. Все это время, если у задержанного нет родственников и друзей, он обречен на голодное существование: питание задержанных в райотделах как-то не предусмотрено.

Анне принести передачу было некому. Из близких родственников у нее осталась лишь восьмидесятилетняя бабушка, проживавшая в другой области, а напоминать о себе подругам из «Русалочки» Аня не хотела. Оказавшись запертой в клетку, она, отдавшись гнетущему чувству безысходности, не знала, как убить ставшее ей ненавистным время. И все же надежда умирает последней. Когда в полночь к ней заглянул все тот же прапорщик из дежурной части и предложил ей присоединиться к их скромному ужину, Аня сначала не поверила своим ушам. С чего бы это мент вдруг так снизошел к ней? Но когда прапорщик мазнул глазами по ее высокой груди, она поняла причину его милости. Что ж, она удовлетворит любое его желание, лишь бы вырваться из этой камеры, находиться в которой она уже физически не могла. «Да и когда мне еще придется переспать с мужиком — лет через десять, или сколько там мне дадут за убийство?» — подумала она.

— А душ перед ужином у вас тут негде принять? — деловито поинтересовалась она у раздевавшего ее взглядом мента.

— Почему же негде — в подвале у нас и душ, и тренажерный зал имеются. Если хочешь, могу тебя туда провести, — предложил тот.

— Хочу, — ответила Анна.

— Тогда руки за спину и вперед, — скомандовал ей прапорщик.

Анна послушно выполнила команду и, призывно покачивая бедрами, модельной походкой продефилировала мимо оперативного дежурного.

— Эй, Петро, куда это ты нашу красавицу повел? — удивленно спросил он.

— На расстрел, — хлопнув Анну пониже спины, отозвался прапорщик.

— Понял, — оживленно протянул дежурный. — Отстреляешься, сменишь меня на пульте, я тоже один залп хочу сделать.

— Господа менты, вы накормить меня потом хоть не забудете? — осведомилась Анна, озорно стрельнув глазками в сторону похотливо уставившегося на нее дежурного офицера.

— Анюта, мы тебя не только накормим, но и водочки еще нальем! — заверил прапорщик.

— Эх, гулять так гулять, — обреченно улыбнулась она и, взяв помдежа под руку, прошествовала с ним в душевую.

Никогда она еще не работала с такой самоотдачей, как в эту ночь. Анна показала клюнувшим на нее ментам такой суперкласс, что те из благодарности не только от души ее накормили и напоили, но и разрешили спать не в камере, где по инструкции задержанная должна была постоянно содержаться, а в комнате отдыха дежурного наряда. Пить в одиночку Аня не пожелала, и дежурный с помощником охотно составили ей компанию, в результате чего «званый ужин» перерос в настоящую оргию. Дежурный офицер остался с ней в комнате, а помдежу пришлось коротать ночь за пультом. Пьянка пьянкой, а службу нести-то нужно. С двух ночи в дежурную часть райотдела не поступило ни одного вызова, и прапорщик надеялся, что часов до пяти утра его никто не потревожит.