Дело об убийстве Распутина

— Не может и не должен быть повинным! Это понятно! Но знаете, в этом эпизоде есть еще одна, очень интересная деталь. Это та поспешность, с которой вы сделали свое признание двум юсуповским привратникам. Вы могли им просто сообщить, что убит Распутин, что вы и князь Феликс надеетесь на их молчание. Вы могли просто попросить их убрать тело со двора. Ведь именно это вам было важно в тот момент — поскорее убрать тело? Зачем этим солдатам непременно нужно знать, что именно вы убили? И знать сейчас, немедленно, именно в эти самые минуты, которые так дороги? Давайте попробуем понять, как вы рассуждали в этот момент. Служивые, думали вы, не могли же не услыхать четырех громчайших выстрелов. Но если предположить, что в момент выстрелов во дворе около решетки находился великий князь Дмитрий Павлович и после того, как, добив Распутина, он поспешно скрылся с места преступления, то солдатики-то не могли же не видеть его машины, которая отъехала от дворца немедленно после выстрелов. Вас, находившегося во дворе, они видеть не могли! И поэтому солдатики эти могли сделать только одно-единственное умозаключение — стрелял Его императорское высочество великий князь Дмитрий Павлович! А поскольку ничего о произошедшем во дворе— про «убитую собаку» и прочие объяснения Маленького Юсупова, данные им городовому, и поскольку собирались привлечь солдатиков к уборке тела, а в этом случае солдатики неминуемо узнали бы, кто именно убит во дворе… и поскольку вам важно было немедленно снять с «царственного юноши» малейшее подозрение в пролитии им крови, — вы и появились так помпезно в парадной и так поспешно сделали свое «чистосердечное признание» этим двум случайным свидетелям… «Я, я убил!» Вот, по-видимому, таков был ваш план, созревший в короткие минуты, пока вы шли по дворцу по направлению к парадной лестнице. Подведем итог. Первое. После того как пришлось кончать с жертвой громко и грязно и все пошло вкривь и вкось, у вас, то есть у вас и у Маленького Юсупова, независимо друг от друга появились два плана выправления катастрофического положения. И эти два плана прямо противоречили один другому. По версии Маленького, никого не убили, кроме какой-то там дворовой собаки, ради которой не стоит поднимать шум, а по вашей версии — убили, да не кого-нибудь, а самого Григория Распутина! Вот эта несогласованность ваших действий и окажется роковой. И второе. Поскольку уже ясно, что во время стрельбы по Распутину во дворе присутствовало третье лицо, то ваш план и план Маленького Юсупова, все эти ваши объяснения городовым и патетические признания солдатам, бросают густую тень подозрения на лицо, присутствие которого у дворца в момент стрельбы по жертве и вы, Владимир Митрофанович, и вы, князь, категорически отрицаете. То есть, на Его императорское высочество великого князя Дмитрия… Царственного Дмитрия. Ну а теперь мы можем проследить, как развивали вы свои планы по спасению положения и к каким результатам это привело. Итак, вы, Владимир Митрофанович, полный уверенности, что Маленький Юсупов совершенно потерялся и полностью «невменяем», отправились на его поиски?

— Я направился к нему, чтобы его успокоить.

— А что поделывали вы, Феликс Феликсович? Помниться, отдав распоряжение убрать тело, вы проследовали во дворец?

— Я быстро направился к дому. Войдя в кабинет, я окликнул Пуришкевича, но его там не оказалось. Мне было не по себе. Я прошел в уборную, чтобы выпить воды. В это время вбежал Пуришкевич.

— И как вы нашли князя, Владимир Митрофанович? Что он делал и как себя чувствовал?

— Я застал его в ярко освещенной уборной, наклонившимся над умывальной чашкой, он держался руками за голову и без конца отплевывался…

— Владимир Митрофанович, вы сообщили князю о своем решении взять на себя ответственность за выстрелы, которыми был убит Распутин? О чем вы говорили с ним?

— «Голубчик! Что с вами, успокойтесь, его уже больше нет! Я с ним покончил! Идем со мной, милый, к вам в кабинет».

— То есть вы ничего Маленькому не сказали и по-прежнему считали, что Маленькому плохо?

— Юсупов, испытывавший, по-видимому, тошноту, посмотрел на меня блуждающим взглядом, но повиновался, и я, обняв его за талию, бережно повел на его половину. Он шел, все время повторяя: «Феликс, Феликс, Феликс…» Очевидно, что-то произошло между ним и Распутиным в те короткие мгновения, когда он спустился к мнимому мертвецу в столовую, и это случившееся сильно запечатлелось в его мозгу.

— Так все и было, Феликс Феликсович?

— Пуришкевич, поддерживая меня под руку, повел в кабинет. В глазах у меня темнело, мне казалось, что я сейчас упаду…

— А теперь, Владимир Митрофанович, опишите, пожалуйста, подробно сцену, которая разыгралась после того, как вы и Маленький Феликс вышли в тамбур, соединяющий винтовую лестницу и кабинет, в который вы направлялись.