— Значит, дьявол? Ну, это, несомненно, все разом и объясняет. Конечно же, дьявол! И все это вы так выразительно и красиво описали, что даже неловко как-то задавать следующий вопрос, да видно, все-таки придется. Как вы могли, спустившись в подвал, смотреть на труп, щупать пульс трупа, долго изучать труп, а потом героически бороться с этим ожившим трупом?
— Я рванулся последним, невероятным усилием и освободился. Распутин, хрипя, повалился на спину, держа
в руке мой погон, оборванный им в борьбе. Я взглянул на него — он лежал неподвижно, весь скрючившись. Но вот он снова зашевелился… Я бросился наверх, зовя на помощь Пуришкевича. «Скорее, скорее револьвер! Стреляйте, он жив!» — кричал я.
— А почему вы сами не воспользовались оружием, которое у вас было? Пуришкевич, помнится, уверяет, что у вас был браунинг?
— Я сам был безоружен, потому, что отдал револьвер великому князю Дмитрию.
— То есть вы решительно утверждаете, что никакого браунинга у вас не было? Пуришкевич, стало быть, про браунинг выдумал? Зачем? Почему вы с таким упорством утверждаете, что стреляли в подвале именно из револьвера, взятого у великого князя Дмитрия? Ну, ладно, и это мы тоже пока оставим. Продолжайте, пожалуйста, ваш интереснейший рассказ! Итак, вы побежали вверх, по лестнице…
— …с Пуришкевичем я столкнулся на лестнице, у дверей кабинета. Он был поражен известием о том, что Распутин жив, и начал доставать свой револьвер, уже спрятанный в кобуру. В это время я услышал за собой шум. Поняв, что это Распутин, я в одно мгновение очутился у себя в кабинете и взял резиновую палку. Схватив ее, я побежал вниз. Распутин на четвереньках быстро поднимался из нижнего помещения по ступенькам лестницы, рыча и хрипя, как раненый зверь. Весь как-то съежившись, он сделал последний прыжок и достиг потайной двери, выходившей во двор. Каковы же были мое удивление и мой ужас, когда дверь распахнулась, и Распутин исчез в темноте!
— Что же вас так ужаснуло и удивило?
— Дверь была заперта на ключ, и ключ был увезен уехавшими менять автомобиль…