Дело петрушечника

Внутри, несмотря на довольно большое количество посетителей, было тихо. С первого взгляда становилось очевидно, что это заведение выбивалось из ряда таких же питейных заведений города — пьяных драк тут не заводили, никто не валялся под лавками, не играл на балалайке или гармошке. Контингент тут был тихий и спокойный, завсегдатаи даже походили друг на друга: все пожилого возраста степенные мужчины, медленно вкушающие горькое пиво и ведущие неторопливые беседы в клубах табачного дыма. Кабатчик, который ничем не отличался от своих клиентов, стоял за полированной стойкой и протирал зеленоватые стаканы белым полотенцем.

Дверь со скрипом открылась, и в пивную вошли Роман с Лилией. В носы им сразу ударила смесь запахов кислого пива, табака и сапожного гуталина. Все разговоры мгновенно смолкли, и на вошедших сквозь сизый туман устремились несколько пар слезящихся красных глаз. Муромцев прошел через весь зал в самый дальний угол и сел за свободный стол, Лилия проследовала за ним. К ним не спеша подошел половой — такой же старый, как и посетители пивной. Он прочистил горло, подал свое щуплое тело вперед и хрипло спросил, шевеля длинными седыми усами:

— Чего изволите?

— Мне Денис Трофимович давеча рассказывал, — начал Роман, — что у вас лучшая сливовая настойка в городе. Принесите пару, будьте любезны.

— Слушаюсь. — Старик кивнул и ушел, прихрамывая на левую ногу.

Посетители, сохраняя гробовую тишину, беззастенчиво рассматривали необычную пару за столиком в углу. Роман Мирославович, в свою очередь, тоже изучал трактирных завсегдатаев. Наконец он встал и опустился за соседний стол, за которым в одиночестве сидел сгорбленный старик в старом форменном кителе. Тот сжимал в руках наполовину порожнюю пивную кружку и, не отрываясь, смотрел на Ансельм. Лилия последовала за Муромцевым, сама отодвинула стул и села рядом со стариком. Тот вздрогнул и, поставив кружку на стол, раздраженно спросил Муромцева:

— Что вам угодно, пан ревизор? Нам с вами не о чем разговаривать! Наш город хоть и не Питер, но весьма дружный и иуд вы здесь не найдете!

По пивной прокатился одобрительный ропот, который тут же стих, так как Лилия, к всеобщему удивлению, положила руку на морщинистую кисть старика и низким, певучим голосом вкрадчиво, но довольно громко сказала:

— Ну что вы! Мы вовсе не хотим вас спрашивать про ваших товарищей! Только про убийц.

Старик попытался убрать руку, но она словно приросла к столу, накрытая миниатюрной ручкой Лилии.

— Ведьма! — прошептал в ужасе старик. — Чур меня, чур! Господи Иисусе, а я, старый пень, не верил, что с Питера ведьму притащили столичные сыщики!

Роман Мирославович посмотрел на Лилию — девушка улыбалась какой-то неестественной, жуткой улыбкой, и ему тоже стало не по себе.

— Тсс, тише, — шептала тем временем Лиля старику, поглаживая его руку, — это будет наш с вами маленький секрет, про ведьму. Хорошо? Вам нужно лишь вспомнить убийства, что были лет тридцать назад. Слушайте внимательно: ярмарки, куклы, балаганы. Что вы помните?

Старик помедлил, смотря Лилии прямо в глаза, и тихо ответил:

— Нет, ничего такого не было, не припоминаю. Ярмарка, оно да, конечно. Воров там ловили, конокрадов. А куклы… какие еще куклы?

— Среди ваших подследственных был четырехпалый? Или шестипалый? — продолжала Ансельм. — Старое дело, давнишнее, лет двадцать назад. Может, кукловод ярмарочный? Или что-то с пальцами связанное было? Отрубили или откусили в драке?

Старик наконец освободил руку и принялся нервно теребить длинный ус, покачивая головой.

— Нет, ничего не помню, — ответил он, оглядывая трактир.

Бывшие сыщики, которые прекрасно все слышали, тоже пожимали плечами.

— Однако, — сказал он вдруг, — лет тринадцать назад был один случай в местечке Х.

— Что именно? — спросил уже Муромцев, доставая блокнот и карандаш.

— Мишка Грек на ярманке в секу два пальца проиграл Игнату Музыканту. Там же топором их себе и оттяпал. Правда, потом они повздорили и Мишка этим топором Игнату череп раскроил.

Роман Мирославович все записал, выпил принесенную рюмку сливовой и бросил взгляд на Лилию, дав ей понять, что эта давняя драка уголовников им вряд ли поможет. Она собралась что-то еще спросить старика, но тут подал голос другой ветеран:

— Да при чем тут Грек? Понятно же, что душегубов они ищут! О, Евсей Никитич! — Сыщик посмотрел в другой угол трактира. — Неужто он чего вспомнил?

Между столиками медленно ехала коляска, в ко-торой сидел дряхлый старик. Катил ее такой же древний помощник. Он поддерживал инвалида, который как-то странно валился вбок, словно хотел опрокинуться на пол вместе с коляской. Лицо его было перекошено, а из приоткрытого рта тянулась ниткой слюна.

Старик потряс рукой и что-то нечленораздельно промычал. Помощник промокнул салфеткой стариковский рот, положил на стол черную грифельную доску и всунул ему в узловатые артритные пальцы кусок мела. Евсей Никитич трясущейся рукой принялся выводить на доске крупные буквы. Закончив писать, он уронил мел на пол и выразительно посмотрел на Муромцева.

Роман прочитал всего одно слово: «ЛЮДОЖОР».