Дело при Ляхово

Генерал вспоминал, что «Ожеро в минуту отступления казаков, льстясь надеждою в присоединении кирасир, в сдаче войск штабс-ротмистру Чемоданову решительно отказал». Сеславин и Фигнер доносили, что русская артиллерия, «не будучи угрожаема стрелками действовала свободно по стеснившейся в деревне пехоте и коннице, наконец, взорвала вдруг все их патронные ящики», и далее: «Усмотрев, сколь расстроился неприятель последнею потерею, потребовали мы сдачи именем графа Орлова-Денисова». Парламентёром на сей раз отправился Фигнер, причём, судя по контексту рапорта, произошло это ещё до возвращения самого генерала. В рапорте Кутузова царю так и сказано: «В продолжении сражения с кавалериею происходили переговоры с окруженным неприятелем». Орлов-Денисов утверждал иное: «По истреблении кавалерии я тотчас послал парламентера к засевшему в Ляхове неприятелю с требованием его о сдаче, грозя ему в случае неповиновения совершенным истреблением». Позже он писал, что после поражения кирасир «снова отправил для переговоров с ним Фигнера, приказав сказать ему, притом, что и корпус Бараге-Дильера находится в обстоятельствах подобных ему; к которому тоже был послан парламентер для уведомления о состоянии Наполеона, большой французской армии, и с предложением сдаться». «Наконец Ожеро, видя себя не в состоянии более держаться, выехал сам лично для переговоров с графом Орловым-Денисовым и сдался в плен». Вопреки этому, Сеславин специально подчёркивал: «Выехал Ожеро лично к нам, партизанам, и положил оружие пред моими пушками», и еще: «…мне с Фигнером сдался с корпусом своим». Впрочем, в другом месте он писал об Орлове-Денисове: «Посоветовавшись со мною и с Фигнером, отправился сам для переговоров и убедил Ожеро к сдаче».

«Вечерело, — вспоминал Давыдов. — Ляхово в разных местах загорелось; стрельба продолжалась… мы услышали барабанный бой впереди стрелковой линии и увидали подвигавшегося к нам парламентера. В это время я ставил на левом моем фланге между отдельными избами присланное мне от Сеславина орудие и готовился стрелять картечью по подошедшей к левому моему флангу довольно густой колонне. Граф Орлов-Денисов прислал мне сказать, чтобы я прекратил действие и дал бы о том знать Чеченскому, потому что Фигнер отправился уже парламентером — к Ожеро в Ляхово. Переговоры продолжались не более часа».{41}

Итак, Фигнер, возможно по собственной инициативе, вёл переговоры о капитуляции, но вёл их, разумеется, от лица старшего русского начальника. При этом он явно блефовал. «Хотя мы, — доносили партизаны, — окружали его токмо двумя тысячами, неприятель поверил, что нас 15000, и по некотором колебании сдался». Действительно, Ожеро сообщал императору, что «был окружён авангардом Главной армии, состоявшим из 15 тысяч человек и 8 орудий под командой графа Орлова».{42}