Читаем Дело принципа полностью

– Guten Morgen, – сказала я Фишеру.

– Tag, – отвечал он.

– Не выспались? – спросила я.

– Да, были кое-какие делишки, – сказал он.

У Петера был совершенно затравленный вид.

Наверное, он был уверен, что мы с Фишером одна компания, а он, как принято выражаться в криминальных романах, «пешка в чужой игре». Я точно помнила, что не включала в ванной воду на полную силу, так что не могла не услышать, как щелкает замок входной дверь. Я огляделась и увидела тяжелый закрытый шкаф, вплотную приставленный к стене. Так плотно, что между стенками шкафа и стеной комнаты не было ни щелочки. Я поняла, что это, наверное, дверь, ведущая в четвертую комнату, и успокоилась.

– Нет, нет, – вслух ответил на мои мысли Фишер. – Что вы, что вы, дорогая Адальберта. Я только что вошел. Здесь абсолютно бесшумная дверь. Если умеючи, разумеется. Если не шевелить в ней ключом, как кочергой в камине.

Он встал, прошелся по комнате, погладил Петера по голове и спросил у него:

– Ну что у тебя там?

– Ее убили, – сказал Петер.

– Боже! – сказал Фишер. – Кого? Графиню?

– Анну, – ответил Петер.

– Господи! – сказал Фишер вроде бы с неподдельным ужасом. – Анну?! Убили? Когда?

– Сегодня. Нет, вчера. То есть все-таки сегодня. То есть в полночь. Или немножко за полночь. Я вышел из комнаты буквально на минуту. Прошел в ванную умыться перед сном…

– Вот-вот, – сказал Фишер и цинически усмехнулся. – Отрицательные последствия вашей хваленой гигиены. Скажите, какой чистюля! Извините. Конечно, эта шутка некстати. Ну и?

– Я вышел из ванной и… Это просто ужасно!.. Она лежала посреди комнаты, немного ближе к окну. Она лежала на спине. Пуля попала в глаз. Я не слышал выстрела. Все произошло мгновенно. Она была уже мертва.

– Еще бы! – сказала я. – Если в глаз!

– Надеюсь, ты сразу вызвал полицию? – спросил Фишер таким голосом, что было ясно, что он имеет в виду «надеюсь ты, болван, не стал вызывать полицию?».

– Да, – сказал Петер, – да, конечно. То есть нет, извините. Нет, да и как я мог? Куда бежать? Там нет телефонного аппарата. Бежать пешком глупо, хотя, конечно, нужно, обязательно.

– Вызвал полицию или нет? – переспросил Фишер. – Да или нет?

– Нет, – сказал Петер.

– Интересные дела, – сказал Фишер, слегка успокоившись. – Значит, ее убили немного за полночь, а сейчас у нас, – Фишер вздернул руку и посмотрел на свои новые наручные часы, – а сейчас двадцать минут одиннадцатого. В котором часу ты пришел сюда?

– Не позднее десяти, – подала голос я. – Я проснулась без четверти и немножко понежилась в постели. Думаю, минут десять повалялась, или пятнадцать.

– Так, – сказал Фишер, кивнув мне и снова переведя строгий взгляд на Петера. – Что же ты делал все это время?

– Я был там, – сказал Петер.

– А что ты делал? – спросил Фишер, сильно напирая на «делал».

– Ничего, – сказал Петер. – Закрыл окно, задернул занавеску. Сидел и думал, вызывать полицию или нет. Хотел перенести ее тело на кровать, но испугался. Сам не знаю, чего. Я никогда в жизни не трогал руками мертвых. Только целовал в лоб на панихиде. А взять мертвого человека на руки и перенести – я испугался. Я сидел на кровати и думал, – он слабо заулыбался, – обо всем на свете. О ней. Вспоминал, как мы познакомились. Вспоминал, что она рассказывала о себе. Вспоминал свое детство. Думал, что дальше будет. Мне вдруг захотелось, чтобы началась война. Война позволит обо всем забыть. Смешает все карты. Начнется какая-то новая, пускай очень жестокая, опасная, кровавая, но другая жизнь. Это самое главное. Другая, другая – вы понимаете? Новая! Все, что было – на помойку. Чистый лист. Жизнь с чистого листа. Ради этого стоит рискнуть. А потом я задремал. Мне приснилась какая-то чепуха, какой-то детский сон, какие-то кусочки из романа Стивенсона «Остров сокровищ»: хромой Сильвер, Билли Бонс, пираты песенку поют «Пятнадцать человек на сундук мертвеца» и попугай кричит «Пиастры! Пиастры! Пиастры!».

– Вот это да! – сказала я.

– Что? – дернулся Петер.

– Вот ведь как человек устроен, – сказала я. – Тут на полу убитая женщина лежит, а такие сны снятся.

– Да, – горестно покивал Петер. – А когда я проснулся, то все вспомнил и не захотел открывать глаза, потому что понадеялся, что все это мне тоже приснилось. Вдруг все это просто сон, кошмар. Анна уже куда-то убежала или в ванной, причесывается. Но, в общем, жива. Я разлепил глаза – и было все то же, только кровь засохла.

– Кто же ее убил? – спросил Фишер. – Вы полагаете, какой-то нанятый стрелок, который сидел где-то в кустах?

– Не знаю! – закричал Петер. – Я ничего не полагаю. Я сам спрашиваю – кто?

– Вы и убили, Родион Романович! – сказала я по-русски и перевела Фишеру на немецкий, хотя, конечно же, он все понял: наш язык очень похож на русский.

– Нет!!! – закричал Петер. – Я?!!

Петер даже вскочил со стула.

– Вы, вы! – сказала я. – Этому масса доказательств.

Фишер с интересом посмотрел на меня, уселся на диван и снова начал перебирать листы своей записной книжки. Нашел чистый листочек, вытащил из кармана карандаш с серебряным колпачком, снял колпачок, вернул его обратно в карман и сказал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Дениса Драгунского

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее