Дело принципа

– Кто-нибудь из этих ребят каким-то образом связан с тобой?

– Нет.

– Тебя беспокоит требование смертной казни для мальчишек?

– Нет.

– Ты не любишь пуэрториканцев?

– Что?

– Я говорю…

– Я слышал. Что за странный вопрос?

– Не будь таким заносчивым. Ненависть» не выбирает себе юрисдикцию. Может быть, ты один из тех, кто считает, что город только выиграет от смерти таких людей, как Рафаэль Моррес. Может быть, ты считаешь убийство оправданным?

– Что за вздор! – воскликнул Хэнк. – Никто не имеет права так думать.

– Неужели? Тогда тебя ждет большой сюрприз. – Холмс Помолчал, затем продолжил:

– Я пока не вижу оснований для передачи дело другому.

– Можно объяснить это так: пусть защита пустит слух, что государственный обвинитель с предубеждением относится к делу.

– Значит, ты все-таки не любишь пуэрториканцев?

– Я говорю не о предубеждении такого рода.

– А о каком?

– Эфраим, я не могу тебе всего объяснить. Просто Хочу отказаться от дела. Я только что начал работать с ним, так что время еще не упущено. Кроме того, контора, полагаю, только выиграет от моего отказа.

– Ты так думаешь, да? И кому, По-твоему, Я должен передать дело?

– Это тебе решать, а не мне.

– Я когда-нибудь уговаривал тебя, Хэнк? Скамей?

– Нет.

– Хорошо. Если я всем скажу, что ты лучший обвинитель в этом офисе, ты поймешь, что я не пытаюсь просто польстить тебе. А это очень важное дело, гораздо важнее, чем ты…

– Это просто еще одно убийство, Эфраим. Мы ведь ведем дела по сотням убийств каждый…

– Пойми ты, это не просто еще одно убийство. Это чертовски важное дело. И я хочу, чтобы его вел именно ты, и босс этого хочет, поэтому я не отдам его никому другому, если ты не Представишь мне веских оснований.

– Ну хорошо, – вздохнул Хэнк. – Я знаком с матерью одного из парней. Дипаче.

– Она твой друг?

– Нет, не совсем. Я знал ее еще в молодости, до армии.

– Насколько близко ты ее знал?

– Она была моей девушкой, Эфраим.

– М-да. Понятно.

– Я попросил ее ждать меня, когда отправлялся на фронт. И вскоре получил от нее «Дорогого Джона»[4]. До сегодняшнего дня я ее ни разу не видел.

– Когда все это было?

– Лет пятнадцать назад.

– Много времени прошло, Хэнк.

– Да, но защита может использовать этот факт и тем самым ослабить наше дело.

– Каким образом?

– Допустим, они вызовут Мэри для дачи показаний. Что, если она заявит, что в 1943 году бросила меня, и теперь государственный обвинитель в отместку требует смертной казни?

– Насколько хорошо ты ее знал, Хэнк?

– Я же сказал тебе. Она была…

– Ты спал с ней?

– Нет. Ничего подобного.

– Она способна дать ложные показания под присягой?

– Ради спасения сына? Конечно! Она скажет и сделает все, что угодно.

– Тем не менее не думаю, что это может причинить нам вред. Ни с какой стороны.

– Хотел бы я с тобой согласиться.

– Сейчас я тебе кое-что объясню, Хэнк. Ты сказал, что это всего лишь очередное убийство, а я сказал, что это не так. Хочешь знать, почему?

– Да.

– Хорошо. Начнем с того, что весь город уже стонет от несовершеннолетних преступников. О них кричат на каждом углу: полицейские, учителя, судьи, журналисты, присяжные. Кругом одни эксперты, которые, видите ли, подсчитали, что ежегодно примерно два процента или чуть больше несовершеннолетних преступников умудряются избежать суда. И знаешь, к чему они призывают? Давайте, говорят они, проявим твердость! Исключим смутьянов из школ! Оштрафуем родителей! Введем комендантский час! Максимальные тюремные сроки! Остановим убийц! Докажем им, что мы настроены серьезно!..

Бог мой, все они настроены серьезно, но они – всего лишь горстка вице-президентов компаний, которые не могут решить, как лучше продать свою продукцию. Может быть, решение так и не будет принято, но это уже не наша проблема. Я говорю тебе все это только для того, чтобы показать, какое на нас оказывается давление. Нас всеми способами вынуждают устроить показательный суд над этими убийцами. Все требуют отправить их на электрический стул: пусть другие поймут, насколько страшен меч правосудия.

– Эфраим, наша контора никогда не поддавалась…