Дело принципа

— Значит, это общественное дело.

— Если бы общественность могла расследовать это дело, я бы с вами согласился, мистер Бартон. К сожалению, общественность не получила юридического образования, а я получил. Поэтому буду расследовать я и готовить дело так, как считаю нужным.

— Независимо от того, что хочет общественность?

— Что вы имеете в виду?

— Общественность хочет, чтобы этих троих парней казнили на электрическом стуле. Я это знаю, и вы тоже.

— И что?

— Что вы собираетесь предпринять?

— А что бы вы хотели, мистер Бартон? Чтобы я лично отвез их в Синг-Синг и завтра же включил рубильник? Они имеют право на справедливый суд.

— Никто не отнимает их права на правосудие. Но в этом деле может быть только одна справедливость, и она очевидна каждому. Они хладнокровно убили беспомощного мальчика. Общественность требует возмездия!

— Вы говорите от имени общественности или от себя лично?

— И от себя лично, и от имени общественности.

— Вы были бы отличным председателем в суде Линча, — заметил Хэнк. — Я так и не понял, зачем вы пришли.

— Узнать ваше мнение по этому делу.

— Я и раньше расследовал дела об убийствах. И к этому делу отношусь так же, как и к остальным: собираюсь делать свою работу.

— А вы собираетесь отправить этих парней на электрический стул? Это дело вашей компетенции?

— Я занимаюсь расследованием убийства первой степени. И не выношу приговоров. Если присяжные признают ребят виновными, судья Сэмелсон вынесет соответствующий приговор.

— По такому обвинению обязательно выносится смертный приговор, и вы это знаете.

— Верно.

— Значит, если вы успешно расследуете дело по обвинению в убийстве первой степени, вы отправите парней на электрический стул.

— Жюри присяжных может подать просьбу о снисходительности, и если ее удовлетворят, ребята получат пожизненное заключение. Такие случаи уже бывали.

— Вы так будете вести дело? В расчете на пожизненное?

— Протестую! — рявкнул Холмс. — Не отвечай ему, Хэнк!

— Скажу вам прямо, мистер Бартон, — начал Хэнк. — В этом деле я склоняюсь к обвинительному приговору. Я представлю все факты суду и присяжным. Присяжные будут решать, подтверждает ли совокупность фактов убийство первой степени. Если они признают парней виновными, судья Сэмелсон вынесет приговор. Месть или возмездие не входят в мои обязанности. Моя работа — доказать, что преступление было совершено и что подозреваемые виновны в этом преступлении.

— Другими словами, вам все равно — казнят их или нет?

— Я буду вести дело по обвинению…

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Я бы не хотел об этом говорить.

— В чем дело, Белл? Боитесь смертной казни?

— С тех пор, как я стал государственным обвинителем, я отправил на электрический стул семь человек, — ответил Хэнк.

— Вы когда-нибудь отправляли на электрический стул подростков?

— Я никогда не вел дела об убийстве, по которому проходили бы мальчики такого возраста.

— Понятно. — Бартон сделал паузу. — Вы когда-нибудь слышали о девушке по имени Мэри О'Брайен?

Хэнк на мгновение смешался, бросив быстрый взгляд на Холмса.

— Да, — признался он.

— Вчера я говорил с ней. Насколько я понимаю, в юности вы с ней крутили роман.

— Думаю, вам лучше уйти, мистер Бартон.

— Ни в Мэри ли О'Брайен — теперь Мэри Дипаче — кроется причина вашей неуверенности…

— Убирайтесь вон, Бартон!

— ..И нежелание вести дело так, как того хочет общественность?

— Хотите, чтобы я сам вас вышвырнул, Бартон?

— Для этого потребуется более крупный мужчина, мистер окружной прокурор, — ухмыльнулся Бартон. — Я все равно собирался уходить. Не пропустите завтрашнюю газету. У вас волосы дыбом встанут. — Он повернулся к Холмсу:

— До встречи, Шерлок, — и вышел из кабинета.

— Сукин сын! — пробормотал Холмс.

* * *

В этот же день Хэнк отправился к Мэри.

Он позвонил ей из офиса и предупредил, что придет. Она сказала, что ее не будет до трех часов, а после она готова его принять.

Он шел по улице, как по раскаленным углям. Нигде не бывает так жарко, как в Гарлеме, думал он. Хоть с чем сравнивай, Гарлем все равно окажется горячее, потому что Гарлем — это огромный бетонный склеп, в котором нечем дышать. В июле и августе…

В июле..

Он вспомнил Четвертое июля в Гарлеме. Ему было восемь лет, и в те времена фейерверки еще не были запрещены. Они с матерью стояли у окна своей квартиры на шестом этаже, слушали гром шутих и ракет, смотрели на разноцветные вспышки над крышами. На улице царили шум и суета — мальчишки поджигали консервные банки с порохом и убегали, банки взлетали в воздух, как настоящие снаряды, девчонки визжали. Стоял жаркий летний день, и даже на шестом этаже не чувствовалось ни дуновения. Хэнк высунулся из окна и наблюдал за весельем на улице. Его отец сидел в гостиной и слушал по радио бейсбол. Играла его любимая команда «Янки».

В шесть часов мать обнаружила, что кончился хлеб. Отец, увлеченный игрой, не мог оторваться от радио.

— Ты сходишь, Генри, — сказала мать. — Я посмотрю за тобой из окна.