Дело пропавшей балерины

— Перед выступлением… она сказала, что не могла найти сестру перед ее выступлением, другая балерина видела, как Вера Томашевич разговаривала с каким-то бородатым мужчиной. Мирослава… Томашевич сказала, что не знает, кто бы это мог быть.

— Да, это беспокоит. Но ведь у балерин куча поклонников.

Паренек покраснел еще больше. Тарас Адамович продолжил:

— Однако потом Вера Томашевич вышла на сцену и танцевала, — он потер гладко выбритый подбородок, отложил папку, поднялся.

— Благодарю вас за кофе, господин Менчиц.

Молодой человек испугано поднял на него глаза.

— Я… извините, господин Галушко.

— Я подумаю над этим делом. А вам советую…

Что он мог посоветовать юноше, на которого взвалили не самое простое расследование?

— Научитесь готовить кофе, господин Менчиц. Нередко именно пауза на кофе давала мне возможность очистить мысли и принять правильное решение.

Широкая улыбка была ему ответом.

— Благодарю вас, господин Галушко.

— До свидания, господин Менчиц.

Паренек проводил его до двери. Титулярный советник Репойто-Дубяго попрощался раньше — отбыл на встречу с губернатором. Тарас Адамович медленно поплелся на родную Олеговскую, волоча за собой тревожные мысли.

Слишком много совпадений. Плохими были его предчувствия. Михал Досковский появлялся в Киеве не часто. Тогда им так и не удалось установить причину его появления, хотя одна гипотеза у Тараса Адамовича была. Лишь подозрения — доказательств маловато.

Балерина… Прошла всего неделя, не так много времени. Однако титулярный советник Репойто-Дубяго когда-то давно, еще в бытность свою руководителем антропометрического кабинета, на общем совещании следственного отдела поддержал предположение Тараса Адамовича о сфере деятельности Михала Досковского в Киеве. Аферист появлялся в городе, когда активно начинали работать торговцы людьми. Их называли «собирателями гиацинтов», хотя следователи так и не выяснили, существовала ли на самом деле банда «собирателей», или это была всего лишь киевская полулегенда, пересказываемая проститутками. А нынче Досковский снова в Киеве.

Тарас Адамович остановился под разлогим ясенем, крону которого осень уже начала расцвечивать первыми яркими пятнами. Подумалось: луковым конфитюром, скорее всего, заняться не получится, придется отложить. И почему-то посмотрел в синее пронзительно-осеннее небо, склонившееся над Киевом.

III Интимный театр

Попасть в здание, построенное три года тому назад на углу Тимофеевской и Маловладимирской, было несложно. К нему не такой уж долгий путь, можно и прогуляться. Однако, уже снимая привычную для работы в саду шляпу, прикрывавшую от солнца хорошо заметную лысину, Тарас Адамович решил, что пешая прогулка потребует слишком много времени, а он и так уже со сборами задержался, поэтому, пригладив длинные усы, двинулся в путь.

На часах было девять утра, когда бывший следователь, одетый в летний светлый костюм и залихватскую, немного примятую соломенную шляпу, закрыл калитку, которая под хозяйскими руками скрипнула почти мягко, и направился к трамвайной остановке.

Тринадцатый трамвай, приветливо звякнув, остановился, и Тарас Адамович быстро поднялся в вагон. Он сел на свободное место, поставив в ногах старый потертый чемоданчик, с которым не расставался в течение всей своей непростой службы. Утром еще колебался, стоит ли доставать его из шкафа, наконец достал, стер невидимую пыль и, не открывая, прихватил с собой.

Трамвай влачил свое длинное стальное тело вдоль знакомых улиц, скверов, площадей, многократно извещая рассеянных пешеходов о своем приближении веселым звоном. Тарас Адамович размышлял. Рассматривал пассажиров, снова погружался в мысли и воспоминания.

Напротив — почтенная дама в шляпке. Рядом с ней — маленькая девочка, напоминающая котенка. Темно-коричневое форменное платьице, две тугих косички, курносый нос. Наверное, та почтенная дама — ее бабушка. Строгость выказывают в ней идеально ровная спина и пенсне. Под холодным бабушкиным взором, которым она смотрит на внучку, девочка тотчас выпрямляется и застывает в неудобной позе. Тарас Адамович сочувственно улыбается и отворачивается к окну. Несколько минут созерцает высаженные вдоль дороги деревья, а потом опять переводит взгляд в салон вагона.

Девочки с бабушкой уже нет, на их месте — мужчина в сером плаще с тростью. Шляпа — на коленях, выбритое лицо, полные губы. Кажется, дремлет, значит, занял это место надолго. Тарас Адамович переводит взгляд направо. Там у окна замерла монашка. Запыленный подол темного одеяния посерел, видать, долго шла пешком. В руках — котомка.

Трамвай остановился, по ступенькам легко взошел мужчина. Бывший следователь встрепенулся. Чем-то знакомым повеяло от легкой упругой поступи и выверенных движений незнакомца в темном костюме. Нет, показалось. Взглянул внимательнее на лицо — отогнал навязчивые мысли. Внешне человек вовсе не напоминал Михала Досковского, как на мгновение показалось Тарасу Адамовичу, когда следил за его движениями. Неужели теперь одно лишь упоминание о нем будет лишать покоя? Эх, зря он ходил в сыскную часть. Зря.