Дело Романовых, или Расстрел, которого не было

Это был двухэтажный кирпичный дом с белыми стенами, в центре города. Фасад дома выходил на широкий Вознесенский проспект. Почва под особняком имела уклон в сторону Вознесенского переулка так что первый этаж с одной стороны дома переходил в полуподвал с другой стороны. Каменные сводчатые ворота вели во внутренний двор. Позади дома была терраса, с которой открывался вид на маленький сад. Большевики назвали этот дом «Домом особого назначения». Еще до прибытия царя дом был огорожен высоким забором. Позже был выстроен второй забор, закрывающий внутренний двор и вход в дом.

Около 50 человек несли охрану, находясь в сторожевых будках, установленных около главного входа, во внутреннем дворике и в саду. В окне внизу и на чердаке были установлены пулеметы. Наверху, где располагались Романовы, круглосуточно дежурила внутренняя охрана.

Царь, его семья и оставшиеся слуги были размещены в шести верхних комнатах. Четыре Великих княжны должны были жить в одной комнате. Царь и царица жили в другой комнате вместе с больным царевичем. Окна были вскоре замазаны, чтобы заключенные не могли видеть происходящее снаружи дома. Несмотря на летнею духоту, приказано было держать все окна закрытыми. В комнаты, где содержались Романовы был только один вход, возле которого находился часовой и была комендантская, в которой находился комендант и несколько «товарищей». «Дом Особого назначения» превратился в неприступную крепость.

Во время екатеринбургского заключения царь отметил свое пятидесятилетие. Один из охранников Дома Ипатьева Анатолий Якимов так описывал его в то время: «Царь был уже не молодой. В бороде у него пошла седина. Видел я его в гимнастерке, подпоясанным офицерским ремнем с пряжкой. Пряжка была желтого цвета, и самый пояс был желтого цвета, не светло-желтого цвета, а темно-желтого цвета. Гимнастерка на нем была защитного цвета. Такого же защитного цвета на нем были и штаны и уже старые поношенные сапоги. Глаза у него были хорошие, добрые, как и все лицо. Вообще он производил на меня впечатление как человек добрый, простой, откровенный, разговорчивый. Так и казалось, вот он заговорит с тобой и, как мне казалось, ему охота была поговорить с нами».

В Доме Ипатьева отметила свой 46-й день рождения и Царица Александра. Описывая ее, охранник Якимов отметил неприязнь многих русских к царице-немке: «Царица была, как по ней заметно было, совсем на него не похожая. Взгляд у нее был строгий, фигура и манеры ее были как у женщины гордой, важной. Мы, бывало, в своей компании разговаривали про них и все мы так думали, что Николай Александрович простой человек, а она не простая и как есть похожа на царицу. На вид она была старше его, у нее на висках была заметна седина, лицо у нее было уже женщины не молодой, а старой. Он возле нее казался моложе».

Александра, погруженная в религию, сама страдающая от сердечных приступов, постоянно переживала за своего сына, которому было все еще плохо. Четырнадцатилетний Алексей был по-настоящему калекой.

Другой охранник, более сочувствующий семье, сказал относительно него: «Бедный Алексей оставался в постели весь день. Его отец переносил его на руках из одной комнаты в другую. Его лицо было восковым и прозрачным, и его глаза были грустными как у животного, преследуемого волками. Все же он улыбнулся мне и пошутил, когда я ему глубоко поклонился».

Почти у всех Великих княжон дни рождения были в разгар лета. В июне Марии исполнилось девятнадцать. Она была, безусловно, самой симпатичной из четырех девочек, с густыми золотистыми волосами и голубыми глазами. За год до этого она попалась на глаза своему английскому кузену, принцу Луи Баттенбургскому, теперь лорду Моуттбаттену, когда он посетил императорскую семью в Санкт-Петербурге. Ее фотография находится в его спальне до сих пор.

Татьяна, достигшая своего совершеннолетия в Екатеринбурге, больше всего походила на свою мать. Худая, властная девочка, она была естественным лидером этих детей — хотя не самая старшая. Ольга старше ее на год, была тихой девочкой, которая любила рисовать и играть на фортепьяно, и, как ее мать, была чрезвычайно религиозна. Тогда же в июне самой молодой из девочек, Анастасии, исполнилось семнадцать. Месяц или два ранее, в Тобольске, она выглядела полненькой коротышкой — не самой изящной в семье. В виде компенсации Анастасия обладала большим чувством юмора и озорством. У нее была репутация семейного шута.

А жившие в Доме Ипатьева Романовы нуждался в любом юморе, который мог бы быть в этих условиях. Судьба была очень жестока для этой семьи, привыкшей к гораздо более комфортной жизни.

Личный камердинер царя, пожилой Чемодуров, который был в доме некоторое время, пережил Романовых. Он позже так описал обычный день семьи: «Утром семья пила чай вместе, с черным хлебом, сохранившимся от предыдущего дня. Около двух часов — обед, принесенный из местного Совета: жидкий мясной бульон или жареное мясо или чаще котлеты… Все мы обедали за одним столом, по приказу императора».