Но время шло. Еще двое из слуг были увезены в местную тюрьму, оставив Романовых с домашним врачом Евгением Боткиным, служанкой Анной Демидовой, поваром Иваном Харитоновым, слугой Алексеем Труппом и кухонным мальчиком Леонидом Седневым. Увезенные в тюрьму слуги позже были расстреляны — но сначала они рассказали о том, как охранники вели себя в доме — они начали воровать мелкие ценности, одежду, обувь.
Царь не мог вынести этого и рассердился. Но ему сказали, что он был заключенным и уже не мог отдавать приказы. С каждым днем положение ухудшалось. Сначала им давали двадцать минут на прогулку, затем время было уменьшено до пяти минут. Физическая работа была запрещена, царевич был болен… отношение охранников было особенно унизительным по отношению к великим княжнам. Им не позволяли пойти в уборную без разрешения и не сопровождаемыми охранниками. Вечером их заставляли играть на фортепьяно.
Чтобы пойти в уборную, Романовы должны были, выйдя из своих комнат, пройти через прихожую. По пути они проходили мимо двух часовых, которые грубо насмехались над женщинами, спрашивая их, куда они идут и для чего. Охранники писали непристойные плохие стишки на стенах дома, и Романовы видели это.
Вот подобный экземпляр:
Если учесть, что девочки были очаровательны, а простые рабочие, которым в среднем было около двадцати лет, никогда не видели подобных женщин, не было бы удивительным, возникновение неприятных скрытых сексуальных чувств в Доме Ипатьева. Ольга и Татьяна вынуждены были играть на фортепьяно, и мелодии, которых требовали, сильно отличались от того, что игралось в гостиных. Среди любимых песен охранников были «Отречемся от старого мира» И «Мы жертвою пали в борьбе роковой».
Комендантом Дома Ипатьева был Александр Авдеев, который поощрял плохое отношение к Романовым на первоначальном этапе заключения. 35-летний слесарь, участвующий ранее в национализации фабрики, производящей снаряды, он привел в охрану Дома Ипатьева многих из тех, с кем работал. Он имел среди охраны репутацию «настоящего большевика», который приводил в восхищение товарищей рассказами о том, как большевики уничтожили буржуазию и отобрали власть у «Николая Кровавого».
Хулиган и хвастун, Авдеев имел обыкновение приглашать близких друзей в дом, что бы показать им именитых заключенных и выпивать вместе с ними в комендантской комнате. Когда семья обедала, он находился возле стола и мог даже брать пищу со стола, по словам Чемодурова, едва не задевая царя локтем.
Находясь вне «Дома особого назначения», в атмосфере растущей напряженности, два иностранных наставника царских детей, англичанин Гиббс и швейцарец Жильяр, вместе с придворной дамой баронессой Буксгевден, пытались сделать хоть что-то для их хозяев. Они неоднократно обращались к британскому консулу, прося Томаса Престона оказать давление на большевистские власти.
Сегодня Престон говорит, что он действительно ходатайствовал перед местными большевиками, как мог: «Нашей единственной надеждой было дипломатическое давление. Я ежедневно посещал Совет… говоря, что британское правительство заинтересовано ситуацией, в которой находится императорская семья. Меня всегда уверяли, что у них все в порядке со здоровьем, за ними хорошо смотрят, и, разумеется, что они находятся в безопасности». Беспокойство о благосостоянии семьи было часто бессмысленно, поскольку это раздражало местные власти.
Этим двум наставникам и баронессе, в конечном счете, приказали убраться из города, но врача царевича, доктора Деревенько, оставили в Екатеринбурге, и разрешили ему изредка посещать Дом Ипатьева, чтобы осматривать маленького Алексея.
Благодаря этим посещениям и из-за плохого питания в Доме Ипатьева, обратились в местный женский монастырь. С середины июня двум монахиням разрешили регулярно приносить свежее молоко, яйца и масло, и даже дополнительно мясо и выпечку. В июне, настоятель местной церкви отец Сторожев вместе с дьяконом был впущен в дом и провел там церковную службу.
Благодаря редким посещениям священников и их рассказам, как очевидцев, известно, что же происходило в доме в предыдущем решающем месяце и как вели себя царственные заключенные.
Сторожев рассказывал, что он видел царя, одетого в гимнастерку защитного цвета, в таких же брюках и высоких сапогах. На груди у него был офицерский Георгиевский крест; девочки были в темных юбках и белых блузках и выглядели веселыми. Их волосы были коротко подстрижены. Алексей полулежал в кресле на колесиках.
Священник был поражен воодушевлением, с которым все принимали участие в службе; девочки пели с энтузиазмом, царь поддерживал их глубоким басом. Все это время Авдеев, комендант охраны, стоял в углу, наблюдая молча. Священники и доктор Деревенько были единственными, кто связывал семью с внешним миром.