Дело Романовых, или Расстрел, которого не было

Из показаний свидетелей в Перми, более чем вероятно, что 18 июля товарищ Костина была занята тем, что сопровождала женщин Романовых при переезде из Екатеринбурга в Пермь; в последующие нескольких недель ее «специальная ответственная работа» заключалась в наблюдении за этими заключенными в то время, когда Москва торговалась с Германией по поводу судьбы Романовых.

Неудивительно, что ее начальник, Зиновьев, при общении с прессой, сказал, что семья царя жива и находится в городе, «местоположение, которого он отказался раскрыть». Этим городом была Пермь.

Весной 1919 года следователь Кирста ломал голову над собранными свидетельствами, а в это время история спасения Романовых вышла на новый виток. Появилась высокопоставленная беглянка, возможно, Великая княжна Анастасия. Может быть, существенным является то, что это свидетельство получено в начале 1919 года, за одиннадцать месяцев до того, как в Берлине была вынута из канала женщина, назвавшая себя Анастасией.

В Перми свидетели Мутных и Соколова упоминали о спасении одной из Великих княжон. Мутных говорила о двух инцидентах — первый, неудавшаяся попытка спасения, возможно, второй дочери царя, Татьяны. Тогда, после того, как семья была помещена в дом Берзина, одна из девочек Романовых, действительно, попыталась бежать, но ненадолго. По словам Мутных: «Несмотря на строгий надзор, одна из княжон все же бежала, но была поймана…»

Это заставило сыщиков поверить и остальному, рассказанному Натальей Мутных, поскольку это соответствовало точным и детальным показаниям относительно необычной задержанной женщины, полученным недели за две до показаний Мутных. Восемнадцать свидетелей, рассказы о различных событиях в разных местах раскрывали картину побега «Анастасии» из большевистского заточения в Перми. Мы использовали протоколы допроса этих свидетелей, чтобы восстановить события в том же порядке, как они предположительно произошли.

Было много свидетельств об инциденте на запасном пути железнодорожной линии к северо-западу от Перми. Сначала свидетельство связиста Максима Григорьева, обычная скучная работа которого была прервана захватывающей историей в один из холодных осенних дней 1918 года. Он не помнил точно число, но другие свидетели утверждали, что это было 21 сентября.

Григорьев заявил: «Под осень, когда было уже холодновато, месяца не упомню, кажется, около 12 часов дня, я находился на разъезде № 57, когда мне сказал кто-то, что красноармейцы поймали в лесу около разъезда царскую дочь. Ее посадили в сторожку при разъезде. Я побежал посмотреть. В сторожке возле печки сидела на стуле девушка лет 18–19 на вид, не плакала, но, видно было, что в кручине. Надета на ней была юбка, цвета не упомню, и беленькая кофточка, на груди красные пятна крови, на голове платка не было. Волосы были подстрижены, темного цвета. На лице была кровь, над бровями синяки, около губ рассечение было. Смотрела она исподлобья, хмурая, но ничего не говорила. Я заметил, что нос у нее с горбинкой.

На предъявленных мне фотографических карточках я признаю вот эту девушку, которая очень походит на виденную мной в сторожке арестованную (свидетелю были предъявлены фотографические карточки царской семьи, открытое письмо и журнал «Нива» за 1913 год № 35, стр. 685 и 1915 года № 33, стр. 621, причем свидетель на всех карточках указал на великую княжну Анастасию).

В сторожке я пробыл недолго, так как красноармейцы меня прогнали. При мне они говорили девушке: «Одевайся». Держали ее в сторожке с час времени, надев на нее шинель и башлык, увели по полотну железной дороги по направлению к Камскому мосту. Красноармейцев в сторожке было человек 5–6, а повели девушку двое, остальные же остались. Красноармейцы смеялись над ней, особенно, один небольшого роста, который говорил: «Вот попалась», и продолжал смеяться, когда повели ее: он ушел с девушкой, с другим красноармейцем. У нас на разъезде был сторожевой пост, красноармейцы менялись каждый день новые, я никого из них не знал, компанию не водил».

История, рассказанная связистом, подтверждалась другим свидетелем, Татьяной Ситниковой: «Осенью было это, кажется, в воскресение, в лесу у разъезда № 37 была задержана молодая женщина и заведена красноармейцами в сторожку у разъезда. Я услыхала об этом, пыталась войти в сторожку и поглядеть на задержанную, но, красноармейцы в середину не пускали. Все же я успела взглянуть и увидела в углу у печки барышню, волосы которой были темные, на носу горбинка, на лице у глаза большой синяк, на белой кофточки у груди кровь. Сидела та барышня грустная и пугливо глядела на глазевших на нее. Бывшие возле арестованной барышни красноармейцы смеялись, очевидно, подтрунивая над той барышней. Я ей предложила шаньгу, но она отказалась, сказав, что есть не может. Барышню ту одели в шинель, одели башлык и увели в Пермь, причем, когда арестованная женщина сидела в сторожке, то, как я слышала, назвалась дочерью государя Николая И.