Дело рыжих

Отставной капитан первого ранга Евгений Петрович Щебетной считался его наиболее близким другом с пятого по восьмой класс. Затем их пути разошлись, Женя начал усиленно заниматься спортом и готовиться к поступлению в училище подводного плаванья, а Гена связался со стилягами и зациклился на джазе. «А ведь среди джазменов только Элла Фитцджеральд проявила себя явным другом Советского Союза», — заметил бывший офицер.

Таким образом, Блинков стал одним из витебских битников — в городе на Северной Двине тех насчитывалось вряд ли более десятка. Гена отрастил чуб, носил длинный свободный пиджак и очень узкие короткие брючки, чтобы надевать которые приходилось каждый раз обильно намыливать ноги. А еще ребята сами шили себе какие–то невообразимые галстуки.

Комсомольцы, да и простой рабочий люд (в пьяном, понятно, виде) битников учили. Иногда кулаками. Ведь если, скажем, в Москве диссидентов не любили сверху и по казенной необходимости, то в Витебске — изнутри и довольно активно. У ребят сложилась репутация американских шпионов. Им прямо в глаза это говорили. В конце концов из города их таки выжили.

Больше Блинкова в Витебске не видели ни разу, он даже не заезжал сюда со своими шоу. Витебск и Блинков друг друга явно не любили.

По всей вероятности, в городе существовал еще и выход прямо в пекло. Опалившись там и поднабравшись низменных красот, Блинков, этот Шагал в минусе, бежал из Витебска. Чтобы никто его не раскусил, не указал на источник вдохновения пальцем.

А так Блинков был вполне нормальным парнем: не жадным, общительным. Умел за себя постоять. Любил ли деньги? Да какие тогда были деньги: люби их не люби — все равно даже номенклатура тогда дырявые носки не выбрасывала, а штопала.

Родители у Блинкова самые обыкновенные и очень простые. Отец, Кондрат Степанович, вечно больной был. Лежал в своей комнатушке и на глаза не показывался. А мать, Татьяна Леонидовна, отличалась редкостным хлебосольством, не накормив, из квартиры Генкиных друзей–приятелей не выпускала.

Что еще рассказать о Блинковых?.. Вроде и нечего. Они очень дружили со своими соседями по бараку, — вот бы кого разыскать. Прямо как одна семья жили: то есть не только с общими праздниками, но и бытом. Маринич была их фамилия: тетя Катя и дядя Ваня.

И Шведу удалось найти дядю Ваню, — супруга у него давно умерла. Личная жизнь Блинковых была тому известна не хуже собственной.

Нормально, сказал он, жили Блинковы. В ладу. Хоть и детей у них общих не было. По вине Кондрата. Он ведь инвалид, пенсию еще до войны получал. На рыбалке провалился под лед, в результате очень плохо у него все до пояса работать стало. Чуть ноги таскал. В армию не мобилизовали, так в Витебске всю войну и проваландался. На толкучке махрой торговал, портняжничал. Как–то выжили. А забеременела Татьяна Леонидовна как раз в тот период, когда в Витебске ее не было.

Попала под какую–то облаву. Вышла из дому в середине августа сорок первого, а вернулась в декабре сорок второго. То ли на работах в Германии была, то ли в каком–то лагере, то ли еще где. Не рассказывала. Кто отцом Генкиным стал, наверно, и Кондрат не узнал. Татьяна Леонидовна об этом и под пытками не призналась: такой вот у нее пунктик имелся.

Как ни удивительно, но рождение Генки семью Блинковых только сплотило. Записали как родного, и отношения между Кондратом и Генкой всегда казались такими, словно были они кровниками.

5 июля, Чолпоната, Республика Кыргызстан.

Чолпоната в переводе с киргизского «отец звезды». Почему так назвали город, никто не знал. В первую очередь, наверно, потому, что звучит красиво. Хотя, возможно, и по причине того, что находится Чолпоната на высоте две с лишним тысячи метров над уровнем моря, то есть до звезд вроде можно и рукой достать. Как бы не так.

На Востоке не очень дружны с математикой, слишком любят преувеличивать и облекать в яркую шелуху. У восточных людей так головы устроены, хотя и сами от этого страдают, живут очень трудно, но по–другому все равно не могут.

Впрочем, они ведь и не знают, что не все у них гладко. Им никто об этом не говорит. И не скажет. На Востоке не принято называть вещи своими именами. (А где принято? Найти бы на карте место такое).

Славный град Чолпоната растянулся вдоль берега Иссык — Куля. Это уникальное и в масштабах планеты озеро банально называют «жемчужиной Кыргызстана». А ведь по объему озеро — море, которое по чистоте не уступает Байкалу, по целебным качествам воды — «Нарзану». Получается: целое море «Нарзана». Опускайте голову в воду и бесплатно дуйте сколько угодно, хоть до момента полного выздоровления. Или, разливая по бутылкам, торгуйте ею по всему миру.

В принципе, Иссык — Кульскую область можно превратить в планетарную здравницу, альпинистский рай и туристскую Мекку. Она того заслуживает, имеет соответствующие природно–климатические условия и кое–что даже лишнее: эта высокогорная котловина — идеальное место для произрастания индийской конопли в естественных условиях, там ее больше, чем пырея и одуванчиков.