Дело рыжих

Как и следовало ожидать, в коробку с желудевым кофе оказался подмешанным цианистый калий. Как туда оный попал? На первом листке школьной тетрадки в клеточку Георгий Иванович записал все возможные варианты:

а) Некий работающий на ошмянской фабрике обозленный на всех и вся гражданин (или обезумевший от ломки наркоман) подсыпал наугад в коробки яд, таким образом мстя человечеству за свои обиды (невыносимую боль всего тела). Аналогичную ситуацию, кстати, описал Ирвинг Шоу в романе «Богач, бедняк». (Георгий Иванович, как известно, был большим любителем чтения).

б) Такого типа психопат трудится в универсаме «Волгоградский», в котором Сбруевич купил коробку кофе.

в) Яд подмешал кто–то из близких Сбруевича (например, жена или какие–нибудь родственники), когда коробка с «желудевкой» уже находилась в квартире.

г) То же самое действие произвел некий злоумышленник, проникнув в квартиру Сбруевичей.

д) (гибрид вариантов «а», «б» и «г»). Злоумышленник вступил в сговор с работником фабрики или универсама, и сию манипуляцию тот произвел за вознаграждение.

При детальном обследовании коробки Прищепкин пришел к выводу, что она вскрывалась два раза. Первый, когда некто сделал это чрезвычайно аккуратно, подмешал яд и заклеил опять. (Георгий Иванович отметил на коробке два разных слоя клея: нижний, по всей вероятности нанесенный на фабрике, был темным дикстриновым, верхний — светлым казеиновым.) Второй раз коробка вскрывалась уже непосредственно Сбруевичем — грубо, с помощью некоего колюще–режущего предмета. Следовательно, яд в кофе был подмешан не на фабрике, а в универсаме или квартире.

На следующий день Георгий Иванович съездил в «Волгоградский» и перебрал личные дела всех работников универсама. Два грузчика состояли на учете в наркологическом диспансере. Но не наркоманы — алкаши. А те на такое преступление не способны. Алкоголики живут с миром в гармонии — а зачем еще пить? Ни один из работников универсама под судом и следствием не состоял. Значит, вариант отравления Сбруевича психопатом практически исключался.

Зато вариант «д» еще более актуализировался. Верно, в торговлю не идут психопаты, но ведь корыстолюбие в этой структуре даже поощряется. Еще с советских времен был заведен обычай платить работникам торговли самую мизерную зарплату — словно в расчете на то, что те сами чего–нибудь нахимичат. В этом мы проявляем себя как народ кровно восточный. В Древней Византии нанимаемым продавцам зарплаты вроде бы вообще не платили — те жили на «хабар». Таким образом вступить в сговор со злоумышленником мог практически любой «волгоградец», однако подсунуть «заминированный» продукт «объекту» проще всего было девушкам, которые наблюдали за покупателями, находясь среди них в торговом зале.

Кофе был куплен самим Кшиштофом Фелициановичем то ли первого, то ли второго марта. В эти дни «на зале» работали продавцы Таня Ксеневич, Катя Акулова и Рита Бильдюкявичус. Все недавно после школы, «Волгоград» стал для них местом первого трудоустройства.

Да, зарплаты не хватало им даже на карманные расходы. Но всех троих продолжали содержать родители. Прищепкин съездил в школы, в которых учились девушки, встретился с учителями.

Таня Ксеневич была отличницей с первого по восьмой класс, затем немного съехала — слишком много читала. По этой причине в институт по конкурсу не прошла и в универсам устроилась временно, до следующих вступительных экзаменов. Учителя охарактеризовали ее как девочку очень открытую, доброжелательную и незаметную. Она никогда не стремилась стать лидером, вообще как–то выделиться. Тихонечко сидела за первой партой и внимала объяснениям с широко открытыми голубыми глазами. Занималась в кружке «Мир природы», возилась с ужами и птичками. В школу приходила всегда аккуратно одетая, причесанная. Ни следов косметики на лице, ни желтых пятен никотина на пальцах.

Мда, Ксеневич в торговле была человеком явно случайным, ей наверняка был уготован путь нищего и чистого «советского инженера». Хотя Союза давно уже нет, но этот образ по–прежнему жив и актуален, «советские инженеры» были и остались ненужными обществу подвижниками образования и культуры, кем–то вроде земских врачей в дореволюционной России, которых любили убивать крестьяне во время холерных бунтов. После непосредственной встречи с ней Прищепкин сделал вывод, что Таня не могла стать исполнителем убийства в принципе — эта ария совсем не из ее оперы.