Дело Саввы Морозова

– Ты, я гляжу, знаток по синякам да шишкам, – усмехнулся Савва Тимофеевич. – Откуда такие премудрости знаешь?

– Жизнь научит, – басовито и солидно отвечал Никанор.

– Ладно, – сказал Морозов, думая о чем-то своем, – ладно.

Размышлял он недолго, с минуту наверное. Потом решил, что утро вечера мудренее. Пусть тогда Никанор эту ночь проведет у него дома, отведем ему комнатку и постель, а там видно будет. Только на всякий случай для верности придется запереть его снаружи, а то уж больно он ловок по чужим домам шастать.

– Что есть, то есть, – не без гордости согласился мальчишка. – Запирайте, только слово дайте, что фараонам меня не выдадите. Я человек хитровский, фартовый, у них с такими разговор короткий.

Морозов обещал фараонам его не выдавать и сам отвел успокоенного мальчишку в его комнату.

– Эх, шик, – пробормотал Никанор, оглядывая вполне приличную комнату для прислуги. – И сколько же здесь народу-то живет?

Савва Тимофеевич отвечал, что ранее здесь жил его мальчишка-камердинер Васятка. Однако Васятка вырос и захотел жениться, пришлось отпустить. Так что сейчас тут будет жить один Никанор. Во всяком случае, до завтрашнего дня. А там видно будет.

* * *

На следующее утро после завтрака мануфактур-советник вызвал к себе Никанора. Тот явился пред ясные очи хозяина. Он был чисто умыт, каштановые вихры прилизаны, голубые глаза преувеличенно честно глядели на Морозова.

– Ну, – сказал Морозов, благожелательно глядя на мальчишку, – сколько же тебе лет?

– Сколько дадите, ваше благородие! – бойко отвечал тот.

Савва Тимофеевич усмехнулся: да ему нужно действительный возраст знать, чтобы бумаги Никанору выправить. Эти слова вызвали испуг мальчишки: какие такие бумаги, не нужны ему никакие бумаги! Всю жизнь без бумаг прожил, не оскоромился, и дальше так же будет. Человек он фартовый, свободный, а с бумагами его любой и всякий поймать может. Бумаги хорошо рабочим иметь, мещанам, ну и всякому дворянскому благородию, само собой, а ему, Никанору, они без надобности. Все равно что собаке пятая нога. Или даже шестая.

– Я про бумаги не просто так разговор завел, – отвечал ему Савва Тимофеевич. – Ты, я смотрю, парень смышленый, бойкий. А у меня как раз камердинера нет. Хочешь быть моим камердинером?

Никанор глядел настороженно. Это как надо понимать, что барин говорит – сурьезно или шуткует для увеселения собственной душеньки?

– Какое там увеселение, – отвечал мануфактур-советник, – я с тобой деловой разговор веду. Сколько бы ты хотел, чтобы я тебе жалованья платил?

Никанор помозговал немного, неслышно шевеля губами и загибая пальцы, потом объявил, что меньше пяти целковых он не возьмет.

– Пять целковых? – переспросил Морозов. – Это в месяц, что ли?

– Да уж знамо, не в год, – отвечал парнишка солидно.

Мануфактур-советник только хмыкнул.

– Ладно, – сказал он. – Платить тебе буду тридцать рублей, как рабочему на своей мануфактуре.

Никанор так и замер на месте, только ресницами моргал часто.

– Это что же такое, – сказал он, как бы не веря ушам, – это выходит, тридцать целковых в месяц?

– Да уж знамо, не в год, – передразнил его Морозов.

– А шамовка? – спросил Никанор, понижая голос.

– Еда, крыша над головой и одежда – все за мой счет.

Парнишка только головой покрутил: ну, барин, умеете вы уговаривать. Тут уж, как говорится, только дурак откажется.

– Ну и славно, – кивнул мануфактур-советник. – Только давай условимся: не зови меня барин, зови просто Савва Тимофеевич.

Никанор кивнул: как прикажете, хозяин – барин. В смысле: хозяин – Савва Тимофеевич. Вот только у него тоже будет одна просьбишка: не нужно ему бумаги выправлять. Да и какие ему бумаги, ему ведь пока всего четырнадцать. А уж как исполнится положенный возраст, тогда и о бумагах можно будет подумать.

Морозов сказал, что этот вопрос они решат, а теперь они с его дворецким Тихоном пускай отправляются в магазин и подберут Никанору одежду. Услышав такое, Никанор побледнел. Зачем же с Тихоном, пробормотал мальчишка, он и сам может выбрать, ему бы только денег немного в счет будущей оплаты…

– Сказал же, еда, кров и одежда – все бесплатно, – перебил его Савва Тимофеевич. – Это раз. Второе, сам ты нужную одежду не выберешь, потому что не знаешь, как должен выглядеть камердинер. Так что поступай под начало к Тихону – и в магазин.

Тихон был огромный могучий человек, способный, кажется, ударом кулака сбить с ног не только быка, но и небольшого слона или бегемота. На Никанора он смотрел настороженно, что-то бормотал в том духе, что вот, дескать, если каждого шаромыжника брать на службу, то вскорости вся собственность улетучится, как дым. Никанор, впрочем, не слушал его вовсе, а напряженно думал о чем-то своем.

И действительно, тут было о чем подумать. Все дело в том, что Никанор был, конечно, не Никанор никакой, а тайный агент Загорского Ника Шульц, которая сейчас действовала не по его заданию, а по собственной инициативе. Когда Нестор Васильевич отстранил ее от расследования, она на свой страх и риск разработала план проникновения в дом к Морозову.