Дело шести безумцев

Камиль дернул плечом, обошел край стола и тоже заглянул в фотографию. Когда он наклонился, от него повеяло запахом дезинфектантов и ментола.

Вытащив из кармана огромную лупу с треснувшим древком в изоленте, Камиль быстро сделал вывод.

– Струны, – ответил он, дернувшись дважды, когда ему пришлось нагнуться ниже и почти коснуться подбородком моего плеча, – струны музыкального инструмента. Гитары или скрипки.

Нет, слова-триггеры никогда не оставят меня в покое. На слове «скрипка» в голове возникли воспоминании о музыке, что играл Костя на катке в день нашего с ним выступления, и плечо дернулось уже у меня, чуть не врезав Камилю по зубам.

Пришлось податься вперед, делая вид, что я изучаю остальные фотографии, и дать Камилю возможность рассмотреть оторванную руку.

– Самоубийство, – сделал заключение Камиль и, резко от меня отпрянув, не вернулся на свой стул, а ушел к пыльным окнам.

– Все так, – вздохнул Андрей Дмитриевич. – Они правы. Заметила ж ваша стажерка струны на этих нечетких снимках… – толкнул он в бок удивленного дорогого адвоката, – а экспертиза только после просмотра записей с камер наблюдения смогла распознать гитару.

– Рассказывай, Андрей Дмитрич, – понимающе кивнул Воеводин.

– Потерпевшая, погибшая… ну, то есть жертва… – вздыхая через каждое слово, принялся описывать ситуацию военный, – она мне знакомая. Кума. Крестная сына. С женой моей они в школе учились, в Рязани то было. Обе поступили на педагогический. Семьи, дети, работа. Наташа, ну… – покосился он на папку, – погибшая Наталья Уголькова ни на что не жаловалась. Сил как у десятерых. Не болела, и деньги водились. Муж налево не хаживал, а она вон чего…

– Стоп, – перебил его Воеводин. – Теперь очень подробно. Что именно это «чего»? Что изменилось в Наталье и когда?

– Так, ничего особенного… женщины, они же постоянно чего-то там придумывают. Саморазвитие, тренинги, курсы…

Воеводин требовал больше деталей. Ему нужно было перо балийского скворца, чтобы приступить к расследованию. Мелочь, что даст делу ход.

– Вспоминай, Андрей Дмитрич. Наталья сменила работу, прическу, резко полюбила оливки или добавила в кашу сырой лук? – задал вопрос Воеводин, принимая на себя роль локомотива в разговоре, чтобы тащить застрявшие вагоны присутствующих.

– Лук… Не знаю про лук-то… кто его в кашу-то кладет.

– Струны, – напомнил Камиль, все еще таращась в окно.

– А! Струны! – затараторил Андрей Дмитриевич. – Так она ж с гитарой была… На трассе. С гитарой под фуру и вышла!

– Кто подарил гитару? Сама купила? Давно играла?

– Пару месяцев, как начала. Купила сама. На уроки записалась. Жена твердила, нет слуха-то у Натальи. Как начнет выть и бренчать, так моя трубку кидала. Так и говорила: сбрендила Наталья! Кризис сорока у нее, что ли? А она вон чего… с гитарой, да под фуру шагнула.

– Что на записях? Как шагнула? – строго смотрел Воеводин на военного, задавая вопросы, словно бы был сейчас шестом – помогал канатоходцу не сорваться и делать шаг за шагом, вспоминая все самое важное.

– Пришлю я тебе пленки, пришлю! Сам смотри, как шагнула! – морщился Андрей Дмитриевич, и я вместе с ним, вспомнив поврежденную пленку из потерянной на пикнике видеокамеры, которую обнаружил Костя.

Ту самую, что ему подарили на день рождения. Ту самую, что он потерял в тот же день. Ту самую, на которую мог попасть убийца моих сестер. Пленка с камерой пролежали под дождем и снегом восемь лет.

Техники Воеводина работали над материалом, но предварительная экспертиза обещала восстановить не более двадцати двух процентов, если повезет.

Неизвестно еще, с каким лицом я буду смотреть запись. Пусть даже эти двадцать два процента.

За военного ответил адвокат:

– Наталья шагнула под фуру, словно вышла на сцену. Приветственно размахивала руками, кланялась. Несколько машин успели увильнуть. Три автомобиля чиркнули друг друга боками. Всего до появления фуры прошло тридцать две секунды. Эксперты уверены, она была не в себе. Не понимала, что находится на трассе в свете фар, а не на сцене в свете софитов. Она… улыбалась.

– Криминалистическая экспертиза? – водил Камиль пальцем по стеклу, не поднимая руку выше уровня своего бедра. – Алкоголь, наркотики?

– Ничего! Чисто! Что-то свело ее с ума. Она с гитарой даже в театр ходила. Сажала ее на соседнее кресло или в обнимку держала. Боже! За что это все с нами? – опрокинул Андрей Дмитриевич стакан с водой.

Я подала ему салфетки, а Камиль подошел к шкафу и вытащил из аптечки пузырек с валерианой. Она ни на что не действовала, успокаивал сам ритуал принятия капель.

– Сорок капель, – поставил Камиль пузырек на стол.

Кум Натальи выпил успокоительное и накапал еще сорок.

– Запор, – комментировал Камиль.

– Нет, затора не было! – Родственник опрокинул капли, словно стопарик.

– Запор, если капли выпить дважды, – пояснил Камиль, но генерал его не слушал.