Дело сибирского душегуба

— Именно. Все указывает именно на это. Возраст жертв, пол, скальпы… Заметь, если бы не твое чудесное возвращение памяти, было бы немного оснований связать дела пятьдесят девятого и семьдесят шестого годов. Где он был так долго? Постарел ведь, а ведь и в пятьдесят девятом был не мальчик. Кто напал на нас сегодня, мы не видели, но мужчина сильный, выносливый, хорошо бегает и ловко прячется. В пользу того, что это тот же преступник, говорит еще один факт. Он охотился за тобой, то есть знает, кто ты такая. Откуда? Он не похож на человека, вращающегося в правоохранительных кругах. Или мы чего-то не знаем. А вот кто ты, он знает. И угрозы ты для него не представляешь. Единственная причина, по которой он за тобой охотится, — уязвленное самолюбие. И это чувство с ним на протяжении многих лет. Сопливая девчонка обвела вокруг пальца, сбежала, заставила менять привычки и испытывать страх. Ну что ж, придется заботиться о твоей безопасности… Надеюсь, справлюсь, не паникуй раньше времени. В городской квартире тебе бояться нечего. Но меры безопасности лучше принять.

— Не волнуйся, я взрослая девочка, смогу о себе позаботиться. Птички-фигурки, которые убийца оставляет на телах, — это что?

— Нужно разбираться. Эти уродцы могут иметь значение. Назревает резонный вопрос: а появлялись ли эти пичужки в прошлом?

— Прошлое было другое, — поморщилась Рита. — Он оставляет эти поделки на телах, словно хочет что-то сказать. В пятьдесят девятом году тела не находили. Преступник похищал детей, удовлетворял свои гнусные потребности, а потом прятал. Мертвых на обозрение не выставлял. Сейчас все по-другому. Остался только почерк и выбор жертв. Но убийца тот же, только постаревший — я в этом уверена.

Она смотрела на Туманова с жалостью. Следователи по важным делам тоже люди. Тоже могут надеяться, хвататься за соломинку. Туманов сохранял самообладание. Подрагивала лишь жилка на виске.

— Маме расскажешь? — тихо спросила Рита.

Он энергично потряс головой.

— Ни за что, это ее убьет… Все эти годы она не устает повторять: «Катюша жива, я знаю, что она жива, просто у нее теперь другая жизнь, другие родители…» Мама ошиблась, подвела родительская интуиция…

Он резко запустил двигатель и вывел машину на дорогу.

— При всем уважении, Михаил Сергеевич… — недовольно начал подполковник. — Полдня о вас двоих ни слуху, ни духу. Зверски убита вторая девочка, расследование топчется, у бабушки Маши Усольцевой сердечный приступ, и вряд ли она оправится. Если бы не ваш звонок, мы бы уже начали поисковую операцию. Рабочий день в разгаре — это ничего? В городе маньяк убивает девочек… давайте уж называть вещи своими именами — это натуральный маньяк…

— Рад, что вы понимаете создавшуюся ситуацию, Виктор Анатольевич, — учтиво сказал Туманов. — Вашу сотрудницу я отвез домой и данной мне властью посадил под замок. На нее сегодня покушались, и хорошо, что я оказался рядом. Если хотите, прослушайте всю историю целиком. О своем «чудесном прозрении» Вахромеева вам рассказала. То есть связь между нынешними убийствами и событиями семнадцатилетней давности вы улавливаете. Поэтому мой рассказ не затянется.

Он рассказывал несколько минут. Хатынский слушал угрюмо, потом вдруг начал меняться в лице, ерзать. Человеку становилось неуютно в собственном кабинете. К окончанию истории он явно начал скисать.

— Пока не понимаем, хотели ли Вахромееву устранить или похитить. Также неясно, имеет ли этот субъект прямое отношение к похищениям и убийствам. Склоняюсь к мысли, что да. Если не прямое, то опосредованное. Пора принимать решение, Виктор Анатольевич, не находите? На свою карьеру мне плевать: понизят — переживу. Но вам же не нужны оргвыводы? Это не угроза, Виктор Анатольевич, а всего лишь предложение поработать. На данный момент мы имеем два детских трупа в пятьдесят девятом, два трупа с аналогичными следами преступления в семьдесят шестом, а также сбежавшую от маньяка в пятьдесят девятом Вахромееву и ее же, едва не прибитую сегодня — предположительно тем же лицом.

— Впечатлили, Михаил Сергеевич, — подполковник недоверчиво помотал головой. — Получается, в этом деле есть ваш личный интерес. Екатерина Загорская, пропавшая в далеком пятьдесят девятом, ваша родная сестра?

— Так точно, — кивнул Туманов. — Если это уместно назвать личным интересом.

— Простите за нетактичную формулировку. Боюсь, такое не допускается. Нельзя расследовать дела, в которых потерпевшими проходят твои родственники. Страдает объективность, человек чересчур вовлечен в процесс поиска преступника, может наломать дров… Мне кажется, перед поездкой в Грибов вы не откровенничали со своим начальством о драме, разыгравшейся в вашей семье. Простите, могу перегибать, сочувствую вашей утрате…