Дело сибирского душегуба

— Дарю, — проворчал Шишковский. — Он медик, в душе маргинал и садист. Например, хирург. Режет людей. Но этого мало, убивать на операционном столе нельзя. Поэтому днем спасает людей, а ночью — наоборот. Или сотрудник морга — еще лучше. Патологоанатом, например. Насмотрелся у себя в мертвецких, захотелось чего-то свеженького…

— Глеб, ну, заткнись, наконец, — простонал Горбанюк. — Без тебя тошно…

Догадки Риты оказались верными. У нее была невероятная чувствительность! Наблюдательный пункт выявили за полчаса. Второй километр Приваловского шоссе, кусты — в тридцати метрах от обочины. Удобный травянистый пятачок, за спиной лес. «Сука, он бы еще раскладушку с собой принес», — ругался Хорунжев. За работой милиции на месте гибели Дины Егоровой пристально следили. Человек с удобством расположился в траве, подсматривал за милиционерами сквозь листву. Осенний листопад фактически не начинался. Криминалисты ползали по траве, надеясь отыскать что-нибудь новенькое. В общем-то нашли: два фантика от конфет «Мечта», превращенные в зубочистки, и два окурка, вдавленные пальцем в податливую землю. Папиросные мундштуки, а курево — папиросы «Север», только у них такой миниатюрный мундштук. «Значит, долго сидел, — мысленно прикинул Михаил. — А может, заядлый курильщик». Папиросы «Север» плавно переходили в разряд дефицита, но пока еще в табачных киосках их можно было найти. Зачем он тут сидел? Следил за Вахромеевой? Откуда мог знать, что Вахромеева приедет? Не знал, но вдруг увидел и заинтересовался? Это был вариант.

Вопросов назревала масса — и все без ответа. У свинофермы, где нашли тело Маши Усольцевой, Михаил почти не сомневался — что-то найдет. Преступник наблюдал, даже вспомнилось откуда. За деревьями обнаружили растоптанный пятачок. Нашли единственный окурок, на треть заполненную мочой банку из-под сайры. Явно человеку было скучно, упражнялся на меткость. Банку оставил не преступник, валялась еще до него, видимо, с дороги швырнули… С этого места наблюдатель фиксировал работу группы. Подкрасться ближе не мог. Отсюда же видел, как разъезжается народ. А высунувшись из кустов, мог засечь, как Маргарита Павловна свернула на проселок. Недолго думая рванул параллельным курсом, держа в голове памятную «волчью яму»…

Все это являлось банальной констатацией произошедшего. Личность преступника оставалась в тумане. Вытекало лишь одно: Вахромеева не сумасшедшая. Но это и так понятно! Предыдущая ночь в гостинице выдалась бессонной, ворочался с боку на бок, расставался с последней надеждой увидеть живой сестру. Только жить начинала Катюша… Кто этот урод, возомнивший себя хозяином человеческих жизней?

Сводную группу приказом начальника ГУВД усилили операми из районов. Снова шли по следу Дины Егоровой, но словно бились лбом о бетон. Восстанавливали последние часы жизни Маши Усольцевой. Шишковский, лично знавший семью, пытался расспросить несчастную мать о дочери. В доме собрался целый выводок сердобольных соседок и родственников. Никакой реальной помощи они не оказывали. Приступы истерики у матери сменялись провалами в транс. В моменты прояснения женщина суетилась: надо приготовить ужин, скоро придет Машенька… Потом в ней что-то переключалось, она замирала, гасли глаза, затихали жизненные процессы. Нет на свете хуже: пережить своего ребенка. Зачем поперлась на ночь глядя отдавать однокласснице ее тетрадку по русскому языку, найденную под партой… Лучше бы не находила! Следы Маши терялись в темноте кварталов и подворотен. Ее никто не видел — день отгорел, жильцы разошлись по своим типовым убежищам. Незнакомые машины у подъездов не стояли, сомнительные личности по углам не шастали…

В половине пятого пополудни поисковая группа высадилась из двух машин на третьем километре Покровского шоссе. Старое дело худо-бедно восстановили. Патрульный из далекого пятьдесят девятого подтвердил: девчонку подобрали именно здесь. В трехстах метрах от этой точки на восток горели кумачом полуметровые буквы: «Решения XXV съезда КПСС — в жизнь!» В пятьдесят девятом году там тоже что-то горело, вернее, озарялось светом фар — какой тогда был съезд? Подсчитать оказалось непросто — за истекший период по крайней мере один съезд был внеочередным.

Рита выглядела вялой, нерешительной. Воспоминания оживали, подлый страх забирался в душу. Пугали кусты, шедшие вдоль обочин, мрачный лес. Восстановить каждый шаг было невозможно, только примерное направление. Она указала рукой: туда. Люди в форме шли вдоль обочин, скептически переглядывались. Маргариту Павловну в узких милицейских кругах, конечно, уважали, но чтобы найти иголку в стоге сена… С ней что-то происходило. Девушку знобило, поднималась температура. Снова за ней наблюдали из леса? Но это полная чушь! Недолго свихнуться, если повсюду будут мерещиться маньяки! Метров через четыреста она насторожилась, стала вертеться.

— Надо к лесу, — неуверенно сказала Рита. — Видите, впереди съезд с шоссе? Он довольно широкий. Ничего подобного я не перебегала…