— Да уж, вляпаться в народного избранника как-то не рассчитывали. — Туманов засмеялся — но тоже вышло с нервным надрывом. — Ладно, неприятностями нас не испугать, и не такое переживали. В принципе, этот субъект прав: могли бы предварительно пробить Михалыча… И что скажешь, Маргарита Павловна? — повернулся он к спутнице. — Ничего в душе не екнуло?
Рита вздохнула и втянула голову в воротник куртки.
— Понятно, — констатировал Туманов. — Знаешь, что больше всего убивает в нашей работе? Это то, что ради зернышка истины мы перелопачиваем горы силоса. И это отнимает массу времени. Но иначе нельзя. То есть это не он? Голос, ужимки, все такое?
— Да не знаю я, не похож, — Рита раздраженно закряхтела. — Столько лет прошло…
— Курит «Беломор», — осторожно заметил Михаил. — И трудно представить, чтобы этот пенсионер бегал по лесам, как молодой заяц. А вот что курит его сынуля, мы не знаем. И курит ли вообще. Но что-то подсказывает, что это не «Север».
— Нужно все равно проверить алиби Ковалева, — проворчала Рита.
— Которого? Извини, смешинка в рот попала. Проверим, Маргарита Павловна, обязательно проверим. Мы же не боимся трудностей и увольнения с позором? Знаешь, не дает покоя кое-что другое, — майор сменил тон и сделал серьезное лицо. — Помнишь Гудкова?
— Гудкова? — Рита задумалась. Туманов с трудом оторвал от нее взгляд. Препятствия следствию были налицо, причем не извне.
— Да, это мужчина с собакой, которые обнаружили тело Маши Усольцевой.
— Тебя что-то смущает?
— Ничто не смущало — пока не начал думать. Собака почуяла запах, побежала к заброшенным строениям, Гудков отправился за ней и наткнулся на тело. Оно лежало в таком месте, где его могли вообще не найти. Или найти через год, через два. Далековато от дороги, не находишь? Либо у псины прекрасный нюх, либо тут что-то другое. Маньяк не просто убивает и насилует. Мол, сбросил напряжение — и все. Ему нужно похвастаться, нужно, чтоб тело нашли и ужаснулись его поступку, содрогнулись от страха. Вот и придумал, позвонил в милицию, мол, так и так…
— А что с собакой? — не вникала Рита.
— Далась тебе эта собака. Никуда она не бегала и труп не находила. Это Гудков говорит про собаку. У нее ведь не спросишь, что они делали с хозяином? Существо умное, но бессловесное. Гудкову лет сорок восемь или сорок девять, семнадцать лет назад было уже за тридцать…
— Вряд ли соглашусь, — Рита помялась. — Тела находят только сейчас, в семьдесят шестом году. В пятьдесят девятом жертв не находили. Оля Конюхова, Катя Загорская… их останки нашли только несколько дней назад. Ульяна Берестова в коллекторе, Даша Малиновская, зарытая в саду гражданина Ахмедова… Раньше маньяку реклама не требовалась. Он тела, наоборот, прятал.
— Возможно, ты права, — Туманов поразмыслил и сказал: — Но годы меняют людей, теперь он действует так. Могу ошибаться, но отработать Гудкова следует. Непонятно, почему это не сделали раньше.
С гражданином Гудковым пообщались после обеда. Выехали в Урбень вдвоем с Горбанюком. Фигурант с перевязанным горлом сидел дома и усердно кашлял. На другой половине дома кашляла старенькая мать, она, кряхтя, спросила утробным голосом: «Кого там черти принесли?» Деревенский дом ничем не отличался от соседних, утопал в ранетках и рябине. По двору бегала, как заведенная, знакомая псина, мела ушами пыль. Гудков обложился таблетками, жаловался на горло и усердно хрипел. Возможно, простуда была и невыдуманной.
— Отлыниваем от работы, гражданин Гудков? — нахмурился Туманов. — В то время, когда советские колхозы ударными темпами завершают уборочную кампанию… Да вы не возмущайтесь, это шутка. Прекрасно понимаем, как может привязаться эта хворь. Давно болеете?
— Третий день, — прокряхтел Гудков. — Башка трещит, ребра ломит… Я вас помню, товарищи, вы были тогда… на свиноферме. У вас остались вопросы?
— Хотелось бы вновь услышать, что произошло, Георгий Тимофеевич. Сотрудник, заполнявший протокол, сделал это с нарушением процессуальных норм, приходится за него исправлять.