Дело сибирского душегуба

И все же задержание произвели. Шишковский и Хорунжев работали по школе — оттуда и потянули ниточку. Гардеробщица видела, как учитель пения, некто Глазьев, вышел вслед за девочкой. Вел себя неровно, словно не в себе был. Вахтер на крыльце курил, видел, как Танюша покинула школу. Сбежала по ступеням и засеменила вдоль здания, ранец за плечами подпрыгивал. Еще подумал: куда это она одна по темноте? Вроде был приказ по школе в темное время сопровождать детей. Но разве за всеми уследишь? Вахтер был пожилой, разменял седьмой десяток. Следом вышел Глазьев, обнаружил рядом вахтера и стал ходить вокруг да около по крыльцу. То есть вел себя в высшей мере подозрительно. Вахтер докурил, вошел в здание. Потом надоумило что-то — приоткрыл дверь, высунулся на улицу. Глазьев торопливо уходил туда же, куда ушла девчонка. Все это показалось странным, но вахтер значения не придал. И только потом, когда пришли оперативники, он начал вспоминать…

Учителя пения взяли по свежим следам — в одиннадцать вечера. Он еще не спал, испуганно хлопал подслеповатыми глазами. В квартире, кроме фигуранта, находилась мать — женщина малоподвижная, но крикливая. Она пыталась вступиться за сына, но особо не преуспела. «Задержан на двадцать четыре часа до выяснения обстоятельств», — объявил старший наряда.

В этот вечер по домам никто не расходился. Фигуранта допрашивали с особым пристрастием. Руки не распускали, но над душой висели. Я наблюдала за ним из соседней комнаты. Получасом ранее вытряхнули из постели директора школы с требованием выдать объективную характеристику учителю пения. Глазьев человек замкнутый, работает в школе несколько лет, семьи, насколько известно, нет. Педагог нормальный, на детей не кричит. Даже наоборот, чересчур сюсюкает с ними, использует уменьшительно-ласкательные обороты. Всегда какой-то потный, лоснящийся, волосы прилизаны. Со старшеклассниками заниматься не любит, предпочитает давать уроки третьим — пятым классам. Во время занятий словно преображается — становится увлеченным, стремится всех присутствующих вовлечь в свою орбиту. От природы имеет хороший музыкальный голос. Есть у него и любимчики, которым он уделяет повышенное внимание — странно, в их числе оказалась и Танюша Кулагина… На вопрос, допускал ли Глазьев в отношении детей что-то недозволенное, директор задумался, неуверенно ответил, вроде нет, Дмитрий Валентинович сохраняет дистанцию, а что вы, собственно, имеете в виду? И за что его, черт возьми, задержали?

Напротив Туманова сидел в меру упитанный мужчина лет сорока с небольшим. Вылитый Карлсон, кабы не отсутствие пропеллера. Жиденькие волосы, гладкая кожа, грушевидное лицо с испуганными глазами. Он нервничал, постоянно менял позу, несколько раз вытаскивал из кармана носовой платок и протирал очки.

— Какая глупость… Что вы от меня хотите? Я ничего не сделал… — бормотал мужчина.

Туманов настаивал: люди видели, как он направился за Таней Кулагиной. А через несколько минут в подворотне на нее напали. И кто это, интересно, может быть?

— Да вы в своем уме? — схватился за голову школьный педагог. — Ради бога простите, что вынужден грубить, но это возмутительно… Я не шел за Таней и не мог на нее напасть, я очень люблю своих детей. Поймите, я не тот человек, который может сделать плохо ребенку… Вахтеру показалось, это вышло случайно… Да, передо мной шла девочка, но потом я свернул за угол, где стояла моя машина… У меня серый «ЗАЗ‐968», можете проверить, я приезжаю на нем на работу, сейчас он стоит во дворе под домом…

— Ну что ж, еще лучше, — вкрадчиво проговорил Туманов. — Вернее, хуже… Для вас, Дмитрий Валентинович. Вы догнали Таню Кулагину на машине. Оставили на въезде в подворотню автомобиль с включенным двигателем и горящими фарами и побежали за девочкой. Не надо отпираться, Дмитрий Валентинович, что было, то было.

— Да не было! — фигурант обильно потел, не зная, куда деть руки. — Не преследовал я Танечку, поехал совсем в другую сторону… Скажите, с ней все в порядке?

— Да, ей удалось вырваться. Но вы же знаете об этом?

— Так спросите у Танечки, она скажет, что это был не я! — жалобный глас вопиющего в пустыне взывал к всевышнему.

Туманов скисал — это было видно невооруженным глазом.

— Почему тогда так волнуетесь, Дмитрий Валентинович, если ни в чем не виноваты?

— Да потому, что вы мне не верите! — взвизгнул Глазьев. — Обвиняете не пойми в чем!

— Правда? — удивился Туманов. — Сдается, вы начали волноваться еще до того, как мы приступили к обвинениям. Вы пользуетесь одеколоном?

— Что?

— Это простой вопрос, гражданин Глазьев.

— Да, конечно… как любой следящий за собой мужчина… Каждое утро пользуюсь одеколоном «Майский ландыш»…

Упомянутый парфюм принадлежал у категории «Б» — с повышенным содержанием воды и пониженным — парфюмерной композиции. Если душиться подобной продукцией только утром, к вечеру никакого запаха не останется. Туманов потягивал носом, недовольно морщился — фигурант явно не благоухал.