Дело советника криминальной полиции

…Вертятся колеса, тянется дорога,
я хочу уехать, отдохнуть немного.
Горы, перелески унесут усталость —
ни тоски, ни боли в сердце не осталось…
…Вечером однажды планы все нарушу
и в полях пустынных я очищу душу.
За зеленым полем темный-темный лес,
а над всем над этим синий свод небес.
Тут свой путь закончу, позабуду все…
И мои печали ветер унесет…
…ветер унесет…

Вики, счастливый, довольный таким чудесным завершением дня, обнял Барри сзади за плечи и воскликнул:

— А сходим еще раз в “Иран”, до каникул, ладно?

Пока Вики обсуждал с Барри путешествие в Турцию и свою будущую жизнь в Стране Полумесяца, пока слушал пластинку Греты Гароне, главный советник криминальной полиции Виктор Хойман проводил время в оружейной комнате: занимался после долгого перерыва своей коллекцией. Включив полный свет, он доставал из витрины оружие и осматривал его, время от времени запуская пальцы в картотеку и вынимая из деревянного ящичка соответствующую карточку. На карточках стояли номера и калибры стволов, название и марка оружия и год производства. Взяв в руки небольшой револьвер, имевший хождение полстолетия назад далеко за морем, советник взглянул на часы и позвал камердинера.

— Вы еще не ложились? — Камердинер отрицательно покачал головой, и советник продолжал: — Перед Рождеством я говорил вам, как быстро на оружии собирается пыль. Экспонаты в кобурах чистые, а те, что лежат в витрине без чехлов, запылены. Стекло не защищает от пыли. Завтра займитесь. Мне бы хотелось, чтобы коллекция когда-нибудь поступила в Музей полиции в надлежащем виде, а не грудой ржавого железа. Когда я начинал службу, начальник строго следил, чтобы наши браунинги содержались в образцовом порядке. И хотя мы применяли их только дважды в неделю, на стрельбах, чистить обязаны были ежедневно. Мы никогда не знали, когда командир нагрянет с проверкой. А он с первого взгляда определял, чищено ли в этот день оружие. Картотека составлена грамотно, — констатировал советник, — но нельзя ли печатать карточки на машинке?

— Я пробовал, — неподвижно, с каменным лицом высясь у двери, отвечал камердинер. — Не получилось, картон толстый.

Хойман достал из витрины памятный пистолет. Он прикасался к нему, как и прежде, брезгливо. Какое-то время смотрел на перламутровую инкрустацию, плакетку с гербом и инициалами, эмблемой и датой, дотронулся до спускового крючка и заглянул в ствол.

— Полезная вещь, но сколько зла может принести… — бесцветным голосом бросил он, и его холодное багровое лицо напряглось. — Да, представляю себе реакцию своих коллег по Студенческому союзу, когда я после оттингенского убийства попросил у них на время пистолеты. Любопытно, что сказал, например, господин Дессеффи, когда к нему пришли за оружием. У него, как вам известно, нет пистолета уже восемь лет, то ли украли, то ли он потерял его в Египте. Я был в курсе, но все же людей к нему послал. А что Растер сказал? — Советник прикрыл глаза. — И что подумал, ведь он как раз в это время регулярно ездил по делам службы в Оттинген… Голову даю на отсечение, все чувствовали себя оскорбленными и злились на меня, считая, что я их подозреваю. И как же злорадствовали, когда экспертиза показала, что оружие давно не было в употреблении, и пистолеты им вернули! Не знаю, нашелся ли среди всех хоть один, который понял, как далек я от подозрений! Но кого подозревал меньше всех, так это Растера. Кому может быть приятно внимание полиции, это всех раздражает, у ни в чем не повинных людей возникают всякие комплексы от одной только мысли, что кто-то их в чем-то подозревает. Однако без подозрений нет следствия. А без следствия невозможно разыскать и обезвредить преступника. Если не ошибаюсь, наши люди вели себя пристойно, извинились и объяснились.

Камердинер уловил на лице советника едва приметную усмешку. Он все так же недвижно стоял у двери, устремив взгляд на руки Хоймана, который все еще держал памятный пистолет, и думал свое. Он во многом был согласен с советником, однако что это господин советник сегодня так разговорился, чего ради вспомнил о давно забытом деле, то есть о сборе оружия перед Рождеством и о подозрении, павшем на Бернарда Растера? Или понял наконец, что не следовало так поступать? Камердинер еще кое-что заметил — любопытно, не ошибся ли? Нет, так оно и есть. Советник поднял взгляд к ярко светившей люстре, перевел глаза на часы и внезапно сухо промолвил:

— Можете идти. Вы свободны, господин Фляйшхаккер.