Дело сумасбродной красотки

– Вам нет необходимости спорить со мной, – перебил Мейсон, улыбаясь, – я просто объясняю вам вот что: некая личность постоянно нарушает моральный кодекс, а потом имеет несчастье быть обвиненной в убийстве. Существует определенный тип присяжных, обожающих швырнуть камень в того, кто колебал и разбивал вековые скрижали… И многие незадачливые личности оказываются обвиненными в убийстве на основании свидетельства, удостоверяющего, что он или она были повинны, например, когда-то в прелюбодеянии…

– Хорошо, – сказала она, – в глазах многих я – особа сомнительного поведения. Это что, удержит вас от того, чтобы взять мое дело?

– Нет.

– А может как-то помешать моим шансам на оправдание?

– Да.

– Спасибо, мистер Мейсон, – сказала она. – Меня интересовало, будете ли вы откровенны или же углубитесь в лицемерную болтовню. Вам не стоит рассказывать мне об этих разочарованных в жизни старых калошах с завистливыми физиономиями, которые любят посидеть и потрепать языками, перемывая косточки своим приятельницам.

– Я осмелился напомнить вам, что, когда некая молодая женщина пытается освободиться от условностей и ведет себя в такой манере, чтобы создать репутацию этакой сумасбродной наследницы, это сильно работает против нее.

– Если ее вдруг обвинят в убийстве, – вставила Минерва.

– Ну так вас и обвинили в убийстве, – заметил Мейсон.

– Что ж, благодарю за лекцию, – сказала она. – Я постараюсь быть паинькой после того, как выберусь отсюда. Во всяком случае, постараюсь держать свое имя подальше от газет.

– Нет, по всей видимости, – покачал головой Мейсон, – вы совсем не понимаете, что может произойти.

Вы отличный материал для печати. Тот факт, что вы обвиняетесь в убийстве, поможет распродать побольше газет, а когда происходит нечто такое, что помогает продавать газеты, это рекламируется и обыгрывается вовсю.

– И даже сверх всякой меры, как, мне кажется, вы подразумеваете.

– Да, именно так и подразумеваю, – ответил Мейсон. – Это и помогает мне создать картину, которую я намерен представить общественности: довольно скромная, но чрезмерно активная молодая женщина с широкой душой ведет себя импульсивно, и ее порой неверно понимают. Но в глубине души она довольно застенчивая.

– И вы хотели бы, чтобы с такой физиономией я предстала перед публикой?

– Да.

– К черту все это, – решительно покачала она головой. – Я не собираюсь как-то менять свою душу всего лишь затем, чтобы отбиться от обвинения в убийстве.

Это уже ваше занятие, мистер Перри Мейсон. А я не застенчива и не собираюсь натягивать на себя эту маску ради публичного увядания в прессе.

Мейсон вздохнул, взял свой портфель и двинулся к двери.

– Я боялся, что вы займете именно такую позицию, – сказал он.

– Вот я ее и заняла, – ответила она. – И теперь вы это знаете.

Глава 12

Судья Эверсон Флинт мельком взглянул на заместителя окружного прокурора, сидевшего вместе с Гамильтоном Бюргером за прокурорским столом для совещаний.

– Окончательное слово за общественным обвинением, – сказал он.

– Мы пропускаем окончательное слово, – заявил заместитель.

Судья Флинт взглянул на стол защиты.

– Окончательное слово за защитой, мистер Мейсон, – сказал он.

Мейсон встал с жестом признательности, который отчего-то вдруг оказался столь же красноречивым, как тысячи слов.

Защита, – произнес он, – полностью удовлетворена присяжными.

– Прекрасно, – сказал судья Флинт, – теперь присяжные должны быть приведены к присяге.

Заместитель окружного прокурора глумливо передразнил жест Мейсона, широко поведя вперед левой рукой.

– Нет необходимости выступать на этот счет, – сказал он.

Улыбка Мейсона в направлении прокурорского стола погасла, в его серых глазах зажегся огонь.

– Зачем же тогда браться за дело? – спросил он.

– Давайте все же возьмемся за дело, – сварливо откликнулся судья Флинт, – и попытаемся обходиться без личностей, джентльмены. Присяжные сейчас принесут присягу, чтобы начать изучение дела.

После клятвы присяжных Колтон Парма, заместитель окружного прокурора, по кивку окружного прокурора Гамильтона Бюргера, откашлявшись, начал вступительное заявление:

– Это краткое вступительное заявление с позволения высокого суда и вашего, леди и джентльмены, члены суда присяжных, – сказал он. – Мы показываем, что обвиняемая по данному делу унаследовала состояние от Харпера Миндена. Но у нее были опасения, что есть и еще родственники Харпера Миндена, имеющие право на долю в наследстве. Речь идет о молодой женщине по имени Дорри Эмблер, которая была дочерью сестры матери Минервы и, следовательно, двоюродной сестрой Минервы…

Мать Дорри умерла незамужней, и предполагалось, что она не оставила никакого потомства. Однако у обвиняемой, по ее собственному заявлению, имелось добытое ею свидетельство, что Дорри Эмблер в самом деле была дочерью сестры ее матери, рожденной вне брака, более того, кузины имели одного и того же отца. Мы не собираемся вдаваться в аспекты нравственности этого семейства, а просто излагаем факты так, как я имел честь сообщить вам, чтобы показать, как угнетен ум обвиняемой.