Дело табак

Дорога в Холл занимала целый день — два, если ехать в карете, с ночевкой на постоялом дворе. Ваймс проводил время в ожидании, не раздадутся ли крики нагоняющего карету всадника, который привезет столь желанные вести об ужасной катастрофе. Обычно Анк-Морпорк поставлял катастрофы что ни час, но теперь решительно отказывался выручить своего отчаявшегося сына в час нужды.

Солнце нового дня озаряло упомянутого сына своими лучами, когда карета остановилась у ворот. Спустя несколько мгновений из ниоткуда появился старик — древний старик, — который торжественно, прилагая максимум усилий, отворил ворота и замер по стойке «смирно», сияя от сознания хорошо проделанной работы, пока карета проезжала мимо. Миновав ворота, она остановилась.

Сибилла, занятая чтением, толкнула мужа локтем и сказала, не отрываясь от чтения:

— Полагается дать мистеру Гробу пенни. В прежние времена мой дедушка держал в карете небольшую жаровню, чтобы греться, но в основном для того, чтобы докрасна раскалять монетки. Потом он брал их щипцами и бросал привратнику. Дедушка утверждал, что это было очень весело, но больше мы так не делаем.

Ваймс порылся в кошельке в поисках мелочи, а потом открыл дверцу кареты и вышел, к огромному удивлению мистера Гроба, который попятился в густые заросли, глядя на Ваймса как загнанное животное.

— Молодчина, мистер Гроб, вы отлично подняли засов, просто блеск, — Ваймс протянул монетку, и мистер Гроб попятился еще дальше, в любую секунду готовый пуститься наутек. Ваймс подбросил монетку в воздух, перепуганный старик поймал пенни, метко сплюнул на него и исчез в кустах. Казалось, он разочаровался, не услышав шипения.

— Как давно твои родственники перестали бросать слугам раскаленные монеты? — поинтересовался Ваймс, усаживаясь в карету, которая тут же тронулась с места.

Сибилла отложила книгу.

— Мой отец положил конец этому обычаю. Мама жаловалась. Привратники тоже.

— Да уж не сомневаюсь.

— Нет, Сэм, они жаловались, что обычай отменили.

— Но это же унизительно!

Сибилла вздохнула.

— Да, знаю, Сэм, но ведь они получали деньги просто так. Во времена моего прадедушки, если съезжалось много гостей, привратник порой зарабатывал шесть пенсов в день. А поскольку старик, не переставая, хлестал ром и бренди, он иногда швырял и доллар. Настоящий старинный золотой доллар. На него можно было неплохо прожить целый год, особенно в деревне.

— Да, но… — начал Ваймс, но жена улыбкой заставила его замолчать. Для таких случаев у Сибиллы была особая улыбка — теплая, дружеская… и высеченная из камня. Оставалось либо прекратить дискуссию, либо нестись вперед, рискуя врезаться головой в скалу и причинить ущерб исключительно самому себе. Сэм Ваймс, хорошо затвердивший некоторые уроки, предпочел отвернуться к окну.

Ворота остались далеко позади, а он продолжал смотреть вперед, ожидая увидеть в вечернем свете большой дом, который был центром поместья. Однако Овнец-Холл показался не раньше, чем карета загромыхала по аллее мимо «идиллических пастбищ» — как выразился бы какой-нибудь дурак поэт, — усеянных, насколько мог судить Ваймс, овцами, мимо аккуратно подстриженных рощ, по мосту, который сделал бы честь и городу.[3] Мост пересекал, как подумал Ваймс, декоративное озеро, но на поверку оно оказалось очень широкой рекой. Пока они с достоинством катили через мост, Ваймс заметил внизу огромную лодку, плывущую без парусов и весел. Судя по запаху, на ней везли скот. В этот момент Юный Сэм сказал:

— А на этих дамах нет никакой одежды! Что ли они собираются купаться?

Ваймс рассеянно кивнул, потому что десяток обнаженных женщин — вовсе не тот предмет, который стоит обсуждать с шестилетним мальчиком. В любом случае его внимание по-прежнему привлекала лодка; вода вокруг нее так и бурлила, а матросы на палубе приветствовали госпожу Сибиллу, а возможно, одну из обнаженных статуй.

— Это ведь река? — уточнил Ваймс.

— Да, это Щеба, — сказала госпожа Сибилла. — В ее поймах расположена большая часть Октариновых лугов, и тянется она до самого Щеботана. Насколько я помню, большинство местных жителей называет ее Старой Изменницей. У Щебы капризный нрав, но в детстве мне так нравились эти маленькие лодочки. Они просто прелестны.

Карета с грохотом съехала с дальнего конца моста и покатила по аллее — да-да, к величественному дому — наверное, подумал Ваймс, так говорят, если дом вполне под стать какому-нибудь величеству. На лужайке паслось стадо оленей, а у парадной двери толпилось стадо людей. Слуги поспешно выстраивались в две шеренги, как на свадьбе. Что-то вроде почетного караула. Их было больше трехсот, от садовников до лакеев. Все пытались улыбаться, хоть довольно безуспешно. Ваймс вспомнил парады Стражи.

Двое лакеев столкнулись лбами, одновременно попытавшись опустить подножку кареты, и Ваймс окончательно испортил торжественный момент, выбравшись из противоположной дверцы и вытащив за собой госпожу Сибиллу.