Дело «Тенкилл»

Она решила поселиться в центре поля в пятьдесят акров, возле леса на обратной стороне лыжной горы. Она наняла местных плотников, чтобы они построили ей уютный коттедж, который она нарисовала, увидев во сне после пьянки на похоронах. И, учитывая ослепительно живую странность своего горестного сна, она воплотила в жизнь благоустройство территории вокруг коттеджа, потому что никак не могла выбросить этот образ из головы. Вокруг коттеджа она вырезала круг диаметром четыре акра, внутри круга проткнула восемь клиньев, расходившиеся от центра веером, и проложила между ними пешеходные дорожки, а всё остальное засадила пищей единственных богов на этой земле: кружевом королевы Анны для бабочек-монархов. Четыре акра белых цветов, между которыми можно пройти к трём флигелям по краям.

Я смотрю на эти флигели — в одном она работает в полдень, в другом в три часа — сейчас она, напевая, возится именно там, и, повернув голову, смотрю на третий, время которого придёт в восемь. В этом флигеле есть открытая летняя кухня, представляющая собой что-то вроде беседки-тоннеля, увитой ползучими трубчатыми лозами и обсаженной широкими растениями в горшках. Она доходит до ручья у подножия горы. Именно здесь, на территории моей первой клиентки, на её крыльце, я наблюдаю, как множество богов-монархов лакомятся её кружевными цветами. Именно здесь я прячусь, потому что она единственная душа, которой я доверяю и о которой никто не знает. Я никому о ней не говорила. Никогда. И тому есть причина. У того, что я делаю, всегда есть причина, и всё это связано с моим Определяющим Жизненным Событием: исчезновением тёти Вайолет. Это определило и жизнь моего брата Тоби.

Но Вайолет — это отдельная история, моя предыстория, моя изнаночная сторона.

Я должна изолировать эти мысли. Мне нужно сосредоточиться на плане, чтобы выбраться и доказать свою правоту.

Лена Атири — вот как зовут мою первую клиентку, и я смотрю, как она движется по одному из клиньев.

— Грета, торговец лошадьми говорит, что ураган будет во вторник, — говорит Лена, направляясь ко мне из трёхчасового флигеля, который она называет «Офис». Она не позволяет мне выйти за пределы крытого крыльца, потому что боится спутников и шпионов, которые могут выследить меня с неба. Может быть, она параноик, может быть, она права.

Разгар августа, белые цветы — густые, обильные, пышные. Монархи порхают вокруг неё, на секунду или две приземляясь то на её оливковые руки, то на чёрные волосы, они окружают её живым оранжевым морем, едят, едят, вылупляются, едят. На Лене сарафан цвета лайма, покрытый пятнами скипидара, потому что сегодня день реставрации, и значит, сегодня она в полуденном здании будет восстанавливать старую картину в стиле барокко. А послезавтра день писанины, и она будет в восьмичасовом флигеле или за столом для пикника в конце пристроенной летней кухни работать над очередной монографией по какой-то очень конкретной под-подтеме в рамках эпохи итальянского барокко. На следующий день, во вторник, ожидается ураган, во время которого она вернётся в полуденное здание, чтобы проверить, как сохнет картина её клиента, а я сбегу так, как мы с ней и задумали.

Она крутит в правой руке и подбрасывает в левой ладони нашу карту, нарисованную от руки. Её изогнутые серебряные браслеты, сделанные из старых велосипедных спиц, которые я купила ей в ремесленном магазине в Миннеаполисе несколько лет назад, звенят, пронзая ветер, соперничая с ним, дополняя его симфонию. Она богиня, и это её царство. Это её оркестр. Это её мир. Я не должна сюда лезть. Я должна покинуть его сейчас, задолго до урагана. Я не могу ею рисковать.

— К тому же, Грета, я внесла изменения в карту. Надо их согласовать. Свари-ка ещё кофейку, — говорит она.

— Но тот план, что мы придумали, был отличным. Что с ним не так?

— Всё так, Дядюшка, кроме одного — он не идеален.

Она называет меня Дядюшкой. Я согласна на любые клички, какие она для меня придумывает, тем более теперь, когда она даёт мне эту передышку, эту паузу в своём убежище. Мне тридцать семь, ей тридцать шесть. Мы не лучшие подруги. Не приятельницы. Не любовницы — драм по части любви мне и так хватает из-за того Генри, фото которого стоит у меня на столе, ну или мне просто хочется считать их драмами. Не знаю, кто мы с Леной друг другу. Я бы никогда не сказала вслух такую глупость, но порой мне кажется, что мы что-то вроде космических сестёр, которых разделили в пространстве, чтобы слить с совершенно разными вселенными. Я очень люблю Лену.

Она останавливается у шланга на стене коттеджа, поворачивает кран и начинает одной рукой поливать кусты лаванды вокруг крыльца, другой рукой защищая нашу свёрнутую карту от брызг воды. Я с трепетом смотрю, как грациозно она всё это проделывает. Такая ловкая, такая бесстрашная. Её блестящие волосы до того чёрного цвета, что отливают голубизной.

— Дядюшка, только не говори, что мы вышли из Огненного кольца.

— Не вышли.