В завершение сюжета — еще одно краткое интервью. О том, с каким мастерством Краснов использует давление на подследственных непосредственно и через их родственников рассказала в Рунете мать одного из таких «назначенных преступников» в деле Квачкова, Ивана Миронова, — Татьяна Леонидовна. Поэтому при первой же возможности я подошел с диктофоном к самому Ивану, за здорово живешь просидевшему полтора года в тюрьме и отпущенному в зале суда на волю. Ведь первым, кто занимался Мироновым по линии следствия и упрятал его за решетку, был тот же самый Игорь Краснов. Я задал Ивану Борисовичу прямой вопрос:
— Скажите пожалуйста, вам известно что-нибудь о методах Игоря Владимировича Краснова, как он работает с подследственными, использует ли он давление на родственников, на самих подследственных?
— Лично, при допросах в Генпрокуратуре, в стенах, я не слышал, чтобы там пытали. Это слишком топорная работа, слишком прямая, лобовая, и, как правило, результат она должный не приносит. У Краснова более интеллигентные, изощренные методы, причем он работает именно по свидетелям обвинения… Здесь еще интересный момент, как Краснов работает с адвокатами. Мой адвокат, который был у меня по соглашению, когда я находился в розыске, к которому я обратился по ордеру из кабинета Краснова, — я не знаю кто, ФСБэшник или сам Краснов, но они его очень быстро сломали на свою сторону, и Выскребцев в тот же день умудрился сдать еще моего отца ФСБэшникам.
— То есть, они владеют секретом давления на адвокатов?
— Ну, тут никаких секретов особых нету. Если адвокат не всегда чистоплотен, то эту нечистоплотность очень сложно скрыть. И в дальнейшем она используется как фактор для давления на них с целью сотрудничества, ну и всяких разных подлых дел.
— Сегодня мы услышали из уст Никиты, что первоначально у него было некое соглашение со следствием, согласно которому он принимал вину на себя, в обмен на то, что будет отпущена не причастная к делу ни с какого боку его гражданская жена Евгения Хасис. Как вы считаете, вот такой прием, такое соглашение, является ли это обиходным явлением? Применяется ли такой прием нашим современным сегодняшним следствием?
— Ну, естественно, схема классическая, причем вариантов не так много. У меня была примерно та же схема разводки, когда по сценарию должны были взять меня и должны были взять сразу после так называемого покушения на Чубайса мою хорошую знакомую Катю Пажетных. Следствие посчитало, те, кто инсценировал это покушение, что это моя гражданская жена, и расчет был абсолютно такой же: то есть, берут двоих, меня ломают на показания за ее свободу. И все…
— То есть к вам этот прием, эта схема конкретно применялись?
— Эта схема сломалась, потому что меня не сумели взять сразу после этих событий
— Но пытались применять?
— Конечно. А к ней пришли сразу, сказали, что она участвовала, у нее в доме была засада и, наверное, то, что она ушла в розыск, это ее спасло.
Итак, перед нами стандартный приемчик работы следствия, успешно примененный следователем Игорем Красновым в деле Тихонова/Хасис. Явился ли при этом адвокат Скрипилев объектом одноразового или многоразового использования и на чем его завербовал Краснов, я тут не сужу.
Что тут добавить? Такие вот «герои» нашего поганого времени.
Но возникает вопрос. Иван Миронов прямо говорит об инсценировке покушения на Чубайса как о приеме, позволившим развернуть открытый показательный политический процесс над русскими национал-патриотами. Процесс был подготовлен топорно — и сорвался. Не было ли подобной — повторной — попыткой убийство Маркелова с последующим судом? Признаем, если так, что попытка отменно удалась.
Миронов не называет авторов инсценировки, лишь намекая на их связь со следствием. Оставлю и я этот вопрос открытым. Но попытаюсь показать еще некоторые детали подготовительной работы, чтобы помочь читателю найти ответ.
Оговор как метод следствия
Перейдем с этой целью к показаниям Ильи Горячева.
Илья Горячев, аспирант Института славяноведения РАН, — человек в судьбе Никиты Тихонова не случайный и не рядовой. Никита до последнего считал его едва ли не единственным своим настоящим другом.