Дело Томмазо Кампанелла

– О, бамбук прорастает! Бамбук прорастает! – продолжал стонать Томмазо Кампанелла на руках у матросов. Те уже не держали его, чтобы он не вырвался, а, скорее, поддерживали его, чтобы он не упал.

– Да-да, запомните настоящее имя этого человека! – продолжал говорить самопровозглашенный режиссер самого необыкновенного в мире самодеятельного театра, развернувшись боком и обращаясь теперь и к актерам, стоявшим на сцене, и к зрителям, собравшимся в зале. – Это выдающийся революционер в лефортовских и хориновских настроениях по имени Томмазо Кампанелла. Запомните и мое имя – Господин Радио. Да-да, запомните: я – революционер в хориновских настроениях по имени Господин Радио. Именно это имя – мое настоящее имя, а не то, что записано у меня в паспорте. Здесь рядом со мной стоят и сидят мои товарищи, революционеры в хориновских настроениях – Женщина-Шут, Журнал «Театр», учитель Воркута – это наши с Томмазо Кампанелла преданные соратники по революционной борьбе в хориновских и лефортовских настроениях, – произнося имена своих соратников по революции в настроениях, Господин Радио поднялся по ступенькам на сцену. – Идите сюда, друзья, поднимайтесь ко мне: Женщина-Шут – поднимайтесь! Журнал «Театр» – поднимайтесь на сцену! Учитель Воркута – поднимайтесь! Взойдите в первый раз в своей жизни на настоящую, прославленную, профессиональную сцену. В первый и, может быть, в последний раз… Все поднимайтесь сюда!.. – позвал он за собой остальных хориновцев, что были в зале одного из самых модных московских театров.

– Бамбук прорастает!.. – продолжал стонать Томмазо Кампанелла. – О, вернитесь, вернитесь странные силы! Встреча с кульминацией ужасного не должна состояться! Где же обстоятельство, о котором не думали или которого не было до последнего момента?.. – Я сбегу!.. Я не останусь!.. – почти кричал он. – Я не сяду в тюрьму!.. Я покончу с собой!.. Нет!.. Я уйду от преследования по крышам!..

Между тем, поскольку эта премьера еще во время своей подготовки притягивала большое внимание тех, кто профессионально интересовался театром, да и простых любителей, завзятых театралов, то в зале оказалось очень много представителей печати, телевидения, вообще – мира искусства: театральные обозреватели и фотокорреспонденты центральных изданий и театральные критики, режиссеры театров, актеры, – всех здесь было предостаточно.

Начали раздаваться возгласы:

– Театр «Хорин»?! Что это за театр «Хорин»? Никогда не слышали! Невероятно!.. Кто-нибудь может рассказать что-нибудь про этот «Хорин»?

Сначала робко, а потом все больше и больше, стали вспыхивать в зале фотографические вспышки, кто-то побежал фотографировать еще раз труп Совиньи, который и без того уже был несколько раз сфотографирован присутствовавшими на премьере фотографами нескольких центральных газет.

– Впрочем, почему я так уверен, что мы поднялись на эту прославленную и профессиональную сцену в последний раз? – продолжал свою вдохновенную речь пламенный преобразователь эмоций Господин Радио. – Да, мы думали, что хориновская революция провалилась и нет шансов, что она победит. У нас не было пьесы, но вот вам и готовый сюжет для нашей пьесы!.. Все, что мы видели сегодня, все, что мы пережили сегодня, все, что происходило с нами сегодня, – и есть готовая пьеса для нашего театра «Хорин»… Надо только найти исполнителя на роль Томмазо Кампанелла… История написана! И теперь я, режиссер театра «Хорин» и революционер в хориновских настроениях Господин Радио, предлагаю вам, господин Лассаль, осуществить ее совместную постановку на этой сцене. Ваш театр и наш «Хорин». А что, чем черт не шутит?! Тем более что вы и так, через старуху Юнникову, обещали нам помочь.

– Бамбук прорастает! Бамбук прорастает! – с мукой в голосе продолжал тем временем повторять Томмазо Кампанелла.

– Я так же обращаюсь ко всем представителям театрального мира, которые находятся сейчас в этом зале: мы, хоринов-ские революционеры, с радостью рассмотрим любое предложение о сотрудничестве. Я даже уже знаю название нашего будущего спектакля: «Дело Томмазо Кампанелла»… Завтра мы играем это в «Новом театре у микрофона»!.. Старуха Юнникова нам все устроит, старуха Юнникова теперь с нами, – последнюю фразу Господин Радио сказал повернувшись к уже поднявшимся на сцену самодеятельным актерам театра «Хорин».

– Юнникова мертва!.. Это был розыгрыш… – раздалось из зала.

Господин Радио повернулся на голос и увидел Таборско-го, который стоял в дверях, что вели из портретного фойе в зал.

Только Таборский хотел сказать еще что-то, как, оттолкнув его, в зал влетел человек, за ним – несколько милиционеров. У самой сцены они повалили этого человека на пол, принялись скручивать руки.

– А, черт, больно! Отпустите! – застонал человек, которого поймали милиционеры.

– Второй, второй – ушел! – закричал один из крутивших руки милиционеров другим милиционерам, которые появились в дверях следом за теми, что теперь вязали человеку руки. – Скорее за ним! Догоните и поймайте его!

Милиционеры поставили пойманного беглеца на ноги. Это был Жора-Людоед.