Дело – труба!

Наивный человек, он думал, что Лола ничего не заметит. Где же ему было знать, что Лола, едва поглядев в парке на его озабоченное лицо, сразу поняла, что что-то случилось. Причем не мелкая неприятность типа потерянной перчатки или поцарапанной машины, а что-то серьезное. То есть Ленька опять взял без ее ведома заказ.

И мало того, заказ какой-то мутный, в противном случае Леня не был бы так озабочен.

Когда ее компаньон озабочен делом, он хмурит брови. И на переносице у него появляется крошечная морщинка, которая не разглаживается, даже когда он думает о другом.

Вот и вся премудрость.

Но Лола решила пока не форсировать события и не задавать компаньону никаких вопросов. Когда нужно, Ленька сам все расскажет. Куда он без нее денется!

Леня припарковал машину неподалеку от расположенного в полуподвале заведения с незамысловатой вывеской «Общепит». Спустившись по скрипучей лесенке, он оказался в длинном полутемном помещении со сводчатыми потолками. Здесь располагалось новое заведение, которое было рассчитано на многочисленных людей, ностальгирующих по подобным заведениям общественного питания советских времен.

Заведение было оформлено в соответствующем духе – пластиковые столы, не слишком чистые, алюминиевые вилки, некоторые из них с погнутыми зубцами, хлипкие стулья, в общем, помесь столовой и рюмочной. По стенам висели плакаты давно ушедших времен: «Болтун – находка для шпиона», «Трезвость – норма жизни», «Храните деньги в сберегательной кассе», «Летайте самолетами Аэрофлота» и прочее в таком же духе. Особенно гордился дизайнер бумажными салфетками, которые стояли на столах в граненых стаканах. Салфетки эти были нарезаны из желтоватой оберточной бумаги и были такими жесткими, что ими запросто можно было порезаться.

Обслуживали заведение специально подобранные официантки – полные пергидрольные блондинки с крутым перманентом и таким выражением лица, как будто клиент только что украл у них кошелек с трудовыми сбережениями.

В меню присутствовали тоже исключительно советские блюда – голубцы ленивые, пельмени сибирские, азу по-татарски, макароны по-флотски, щи суточные, рубленый бифштекс с яйцом и прочая забытая экзотика.

Но Леня Маркиз приходил сюда не ради ностальгической кухни и своеобразного интерьера. Даже не ради уникальных официанток.

Он посещал этот подвал много лет, задолго до того, как здесь обосновалось ностальгическое заведение.

Когда-то это помещение занимала бильярдная «Касабланка», куда Леня приходил поиграть в бильярд, а в большей степени – поговорить с одним из здешних завсегдатаев.

Человека этого звали Иван Игнатьевич, это был старичок весьма благообразного вида, которого вполне можно было принять за ушедшего на покой профессора, дирижера или даже академика. На самом же деле он был в далеком прошлом известным вором-домушником.

В нашем городе и даже далеко за его пределами об Иване Игнатьевиче рассказывали легенды, которые, впрочем, по большей части соответствовали действительности.

Например, именно он в восьмидесятых годах прошлого века организовал ограбление квартиры одного из крупных дельцов теневой экономики.

Когда того не было дома, в квартиру, где тогда находилась его жена, доставили огромную коробку, в которой якобы был роскошный финский холодильник.

Жена дельца, или, как их тогда называли, цеховика, была женщина избалованная. Она и не подумала открыть коробку, оставив это до возвращения мужа. Расписавшись за холодильник, она отправилась в универмаг «Пассаж», где для нее были отложены замечательные австрийские сапоги.

Едва хозяйка покинула квартиру, финская коробка открылась и из нее выбрался напарник Ивана Игнатьевича, ловкий и подвижный молодой человек.

Он открыл изнутри дверь квартиры и впустил в нее своего шефа, после чего они освободили незадачливого цеховика от многих ценных вещей.

И таких историй о подвигах Ивана Игнатьевича рассказывали множество.

Несмотря на такие замечательные способности и высокую квалификацию, к тому времени, когда возраст и состояние здоровья вынудили Ивана Игнатьевича отойти от дел, он с грустью понял, что не скопил достаточно средств для поддержания привычного, комфортного и безбедного образа жизни.

Должно быть, сказались его дорогие привычки, а также экономические трудности, обрушившиеся на страну в начале девяностых годов. Пенсии же при его трудной и нервной работе, как ни странно, не полагается, поэтому Иван Игнатьевич был вынужден подрабатывать частными консультациями.

Летом он подолгу просиживал в знаменитом Катькином садике, как называется в нашем городе сквер перед Александринским театром, рядом с памятником Екатерине Великой, играя в шахматы с такими же благообразными старичками; с наступлением же холодов перебирался в «Касабланку». Здесь, в этой бильярдной, его всегда могли найти люди, которым по какой-либо причине могли понадобиться его обширные профессиональные познания.