Дело Уильяма Смита

Кэтрин проснулась в час, когда ночь уже готова смениться утром, когда стоит тишина даже в огромном городе. Вокруг царило умиротворение. Небо было ясным, и темнота отступила. Где-то позади домов к горизонту клонилась Луна. С кровати Кэтрин могла видеть узорное переплетение голых ветвей над линией крыш, наполовину загораживающих деревья, которые росли в саду Расселас-хаус. Они были старыми, высокими и прекрасными. Кэтрин смотрела на них и чувствовала в сердце покой. Через открытое окно вливался мягкий воздух. Она чуть-чуть повернулась. На другой половине широкой, низкой кровати крепким сном спал Уильям, засунув одну руку под подушку, а другую положив на грудь. Кэтрин пришлось напрячь слух, чтобы различить его тихое, ровное дыхание. Протянув руку, она могла бы коснуться его. Но постичь его мысли она не могла. Или могла? Кэтрин не знала. Если любишь кого-то так сильно, кажется, что нет ничего недосягаемого для тебя. Ты сможешь пробиться к нему сквозь время… и пространство… Мысль ее прервалась. Время, пространство… Какие пугающие величины — равнодушные, далекие, бесконечные. Нет, не так. Время ведь должно когда-то подойти к концу. В Библии есть строки об этом — ангел стоит над морем и над землей, простирая руку, чтобы поклясться, что времени больше не будет. Легкий холодок пробежал по ее спине. Время и пространство так равнодушны и далеки… А Уильям и она — здесь. Этот час принадлежит им. Прерванная мысль вернулась к Кэтрин. Его тело — здесь. Но Уильям сейчас где-то в другом месте, возможно, в самых дальних глубинах сна, где, как говорят, нет никаких видений. Откуда людям знать об этом? Мы ведь знаем только, что утром уже не помним снов, виденных в тех глубинах. Может быть, Уильям сейчас именно там.

Уильям приблизился к той отмели, откуда ныряешь в глубину сна. Его ожидало уже знакомое видение. Но в этот раз оно изменилось. Раньше оно всегда начиналось с какой-то улицы. Уильям должен был взойти по ступеням в дом. В последний раз он видел этот сон в ту ночь, когда его ударили по голове. Тогда он не мог войти в дом, потому что кто-то держал дверь изнутри. Раньше такого не случалось, и это взволновало Уильяма. Теперь же все было совершенно иначе: с самого начала сна он не только оказался в доме, но уже стоял наверху. Обычно в этот момент он просыпался. Кто-то ждал его наверху, и, когда Уильям добирался до верхних ступеней, видение обрывалось.

В этот раз он стоял наверху и глядел вниз. Он видел всю лестницу до самого холла. Вокруг было очень светло, но это не был дневной свет — в его снах никогда не появлялся дневной свет. Уильям чувствовал, что все хорошо. И вдруг что-то нарушилось. Сон, как это иногда бывает со снами, словно покатился под откос. Лестничные столбы, где были вырезаны символы четырех евангелистов, стали выглядеть как-то странно. Уильям стоял на верхушке лестницы между орлом и ангелом, глядя вниз на льва и тельца у подножия, как вдруг они изменили свой вид. Орел превратился в Буйную Выпь, а ангел вдруг оказался мистером Таттлкомбом с его седым ежиком и ярко-голубыми глазами, и он выглядел возмущенным — так, как он умел выглядеть. А по другую сторону нижних ступеней появились Пес Вурзел и Каркун. Уильям спустился по лестнице вниз, в холл. Кто-то трижды стукнул в дверь. Какие-то люди хотели войти, но дверь была заперта. Потом они прошли сквозь дверь — именно так: дверь ведь не открывалась, а они вошли, держась за руки. Их было трое, посередине — женщина. Уильям сразу узнал ее. Это была мисс Джонс, секретарша, сказавшая ему, что Эверзли не заинтересуются его игрушками. Он вспомнил женщину, но мужчин не узнал — потому что узнавать было некого. Вместе с женщиной вошли лишь брюки и пальто, а плоские, лишенные черт лица были нарисованы той краской, что Уильям и его помощники наносили первым слоем на деревянные игрушки. Краска эта имела отвратительный розоватый оттенок и блестела. На лицах не было ни глаз, ни других черт. Они состояли из одной краски. Эти лица приближались. Уильям закричал: «Нет! Нет! Нет!» — и сон оборвался. Он открыл глаза и увидел комнату, тускло мерцающий квадрат окна, почувствовал вливающийся через него свежий воздух.

Кэтрин скользнула ладонью под его затылок и притянула его голову себе на плечо.

— Что случилось? Ты кричал.

— Что кричал?

— «Нет, нет, нет!»

— Я видел сон.

— Расскажи мне.

— Ну, он довольно странный. Иногда мне снится, что я поднимаюсь по трем ступенькам в дом. Передо мной старая дверь, дубовая, обитая гвоздями, и я вхожу через нее в холл, где справа ведет наверх лестница. Холл обшит панелями и стена вдоль лестницы тоже. В нишах висят картины. На одной из них — девушка в розовом платье. Лестница поднимается вправо. Лестничные столбы покрыты резными изображениями четырех евангелистов — лев и телец внизу, а орел и ангел — наверху. — Внезапно речь его прервалась. — Кэтрин, раньше я никогда не мог вспомнить что было потом… Мне это каждый раз снилось, но проснувшись, я все забывал — до этого момента. Забавно, правда?

— Не знаю…