Дело в шляпе

На полу, в глубине комнаты, вижу тело. Лежит на спине. Одна нога согнута, торчит коленом вверх. Штаны если и были, то сгорели. Остался сапог с оплавленным голенищем. Мясо спеклось и отстало от кости. В нос бьёт запах хорошо прожаренного филе. Мой желудок издаёт голодный стон, напоминая, что пуст со вчерашнего вечера, успев соскучиться по вкусной и здоровой пище.

Сардак! Это ведь человечина! Я хоть и тёмный, но не людоед же, в конце-то концов. Что за дела?!

– Милорд, вам помощь не требуется?

Мужик неотступно следует за мной. Переминается с ноги на ногу, ждёт указаний. Видать, уличный староста. Иначе бы давно сбежал, как те, на улице.

Раз уж на то пошло, решаю воспользоваться предложением:

– Сообрази что-нибудь перекусить, уважаемый.

– Как будет угодно, милорд, – округлил глаза, но кинулся исполнять.

Похоже, не понимает, как можно есть при виде такого. Ладно, вернёмся пока к убиенному.

Преодолевая требовательные завывания желудка, вхожу в комнату. Дым ещё не рассеялся. Полумрак. Хорошо хоть фонарь с улицы прямо в окно светит. Впрочем, при желании я неплохо вижу и в полной темноте. Происхождение, знаете ли, сказывается.

Итак, что тут у нас?

Угу, мужик среднего возраста. Рожа явно бандитская. Не удивлюсь, если при ближайшем рассмотрении окажется весь в наколках. Старый, уродливый шрам на щеке. О, а эта дырочка на горле совсем свежая. Аккуратная такая, кровь почти не сочится. Похоже, стилетом ткнули. А башка разбита. И бровь тоже. Били его. Разборки между тёмными? Ну-ну…

Одет просто. С виду обычный горожанин. Но это ни о чём не говорит. Всяким бандюгам и прочей швали незачем из толпы выделяться. Они же знают, что я где-то рядом хожу. Маскируются, мрази… Но сейчас не об этом. Что дальше?

Верхняя часть туловища сохранилась, а вот нижняя… М-да. Её-то, судя по всему, и подпалили, закидав тряпками да обломками мебели. Кое-что сгореть не успело. Вон кусок одеяла, вон половина шторы, а вон и ножка от стула. Ага, на ней чья-то рука оставила кровавые следы. Вполне возможно, что рука нашего убийцы. А кровь чья?

Поднимаю эту деревяшку, чтобы внимательнее рассмотреть. Нюхаю. Чувствую чужую боль, злость и страх. Пока ничего не ясно.

Нахожу самый жирный красный потёк, слизываю. Катаю на языке, запоминая вкус и эмоции. Склоняюсь над покойником, сую мизинец в найденную ранку на шее, пачкая перчатку в крови. Только успеваю отправить в рот очередной тест на кончике своего пальца, когда сзади раздаётся непонятное жалкое блеяние:

– Ми… ми… ми…

Обернувшись, вижу мужика, которого давеча посылал за едой. Стоит у входа, вылупился на меня, словно сардак перед ним, а не тёмный стражник Его Величества, и миску с пирожками держит.

– Ми… Ми-лорд, – наконец, выдавливает и, не в силах больше произнести ни слова, протягивает пирожки.

А те так и пляшут в трясущихся руках. Лишь каким-то чудом ни один из них не полетел на пол. Я, конечно, человек не привередливый, но вряд ли смогу по достоинству оценить вкус еды, если она перемазана сажей и размякла в грязной воде, которой заливали пожар. Поэтому спешу сцапать миску, выхватить первый попавшийся пирожок и впиться в него зубами. А почему нет? Имею право, потому как есть хочу. А кровь из раны я уже распробовал и с полной уверенностью могу сказать: на ножке стула кровь убитого. Лупили его этой самой ножкой, почём зря, вот что. Может и стул на нём сломали.

Нет, долго ещё этот мужик таращиться будет?

– Послушай, уважаемый, – говорю, едва прожевав откусанное. – Не надо буравить меня взглядом, а то дыру проглядишь. Мой камзол, между прочим, не из дешёвых. Не расплатишься потом.

Судорожно сглотнув, мужик вдруг резко бледнеет и наваливается спиной на дверной косяк. Мне здесь обмороков только не хватает. Ох уж эти светлые…

По-человечески его, конечно, жаль. Видно, что трусит, но не ушёл ведь. Наоборот, помочь пытается. Даже вот еду принёс.

– Ты уличный староста? – вздыхаю обречённо, уже махнув рукой на неизбежное зло в образе пожилого мужика.

Тот часто кивает. Всё равно бы пришлось его допрашивать, так почему не сейчас? Совместим, что называется, приятное с полезным. Только если он и дальше будет немого из себя корчить, самолично язык отрежу.

– Как звать? – пытаюсь разговорить старосту.

– Кар-К-карт, – еле выговаривает.

– Каркарт?

– Н-нет… К-карт.

– Ааа, Карт, – глядя на его радостные кивки, начинаю соображать, что мужик просто заикается.

Странно, до этого, вроде, нормально говорил. Это что же выходит, он из-за меня заикой сделался? Вот сардак!

– Послушай, дружище Карт, а что ты здесь ночью забыл? Не спалось? Решил прогуляться?

– Д-дык, ваш… милость, – о, нашёл как обращаться. – Живу я недалече… Вот… Фонари зажигаю. Проверяю, значица, их по ночам. Я ж староста… уличный.

– Ну?

– Вот… А когда, значица, к ентому фонарю подошёл, гляжу, а в окне огонь полыхает. Я к дверям, а те заперты. Ну и побёг за водой, да народ на подмогу созывать. Кого по пути кликнул, те, ваш милость, и подоспели. Мы с Варфоломеем через окошко влезли. Дверку потом уже, значица, снутри отпёрли.

– Понятно. Когда подходил сюда, кого-нибудь видел?