Дело Варнавинского маньяка

Довольный произведенной разведкой, Алексей вернулся к Трефилу Осиповичу, сложил у него Богородиц и на телеге отправился по соседним деревням. Легенду следовало отработать до конца. В Замешаихе он не нашел ничего, а вот в Валихе обнаружилась чудесная находка: серебряный ковш семнадцатого века. Судя по надписи, он был пожалован царем Алексеем Михайловичем стольнику Петру Благово! Ай да удача! Будет что подарить учителю на именины…

Коллежский асессор приехал к Оденцову уже под вечер. Поужинал ботвиньей с соленой судачиной, испил чаю и завалился пораньше спать. Встал чуть свет, простился с хозяином и его семейством и уехал. На околице сыщику попалась знакомая молодуха — в новой залокошнице[56] и остроносых татарских лаптях, модных в уезде. Видно было, что она уже давно караулит приглянувшегося ей торговца. Лыков сыграл пьесу до последнего акта. Соскочив с телеги, он поцеловал бабу в сочные губы и подарил припасенную на такой случай в городе дорогую шелковую ленту. Сказал дрогнувшим голосом:

— Спасибо тебе! С легкой твоей руки славно наторговал. Еще вот что знай… Жил бы здесь — увел бы тебя от мужа! Ей-ей, увел бы!

— Все вы так говорите, — грустно улыбнулась молодуха. — А сами небось женатые…

Сыщик крякнул и отвел глаза. Потом сел в телегу, тронул лошадь кнутом и умчался. Крикнул только через плечо:

— Вспоминай иногда Алексея Лыкова!

14. Новая жертва

В одиннадцатом часу Алексей сворачивал с Полукруглой к себе на Дворянскую, когда увидел издали необычное оживление. Возле управления полиции скучились три пролетки, городовые бегали туда-сюда и густо толпились зеваки. Исправник Бекорюков стоял посреди улицы и нетерпеливо хлопал себя по ноге перчатками. Возле застыл телеграфным столбом пристав Поливанов с мрачной физиономией.

Сердце у Лыкова екнуло. Он развернул телегу и подъехал к управлению. Соскочил и направился к Бекорюкову. Штабс-ротмистр глянул на него злыми глазами и рявкнул на всю улицу:

— Пошел прочь, дурак! Не видишь — не до тебя сейчас!

Сыщик подошел поближе и сказал негромко:

— Галактион Романович, это я, Лыков. Что-то случилось?

— Алексей Николаевич? Боже праведный! Простите, не узнал. Зачем такой маскарад?

— Челдона ищу, и, кажется, отыскал.

— Вот как? А у нас тут… Не до Челдона сейчас. Еще тело нашли.

— Кто жертва? Кто нашел? Есть ли улики или свидетели?

— На этот раз мальчишка двенадцати лет, из мещан. Дерзкий был, родителям на него часто жаловались. Когда вчера вечером домой не пришел, я сразу почувствовал — опять! Искали всю ночь, силами полиции и обывателей. Овраг тот зловещий сверху донизу обшарили, с факелами. А он на кладбище лежал… Только что обнаружили.

— Я с вами поеду. Найдется в управлении горячая вода бороду отклеить?

— Идите за мной, — сказал Поливанов и проводил Лыкова в здание. Там коллежский асессор быстро привел себя в порядок и выбежал на улицу. Его уже нетерпеливо дожидались. Щукин сидел на козлах, Бекорюков с Поливановым занимали пролетку. Лыков прыгнул к ним, и лошадь рванула с места.

Через десять минут полицейские были на кладбище. Тело жертвы лежало позади Крестовоздвиженской церкви, под березами. Рядом стояли городовой и доктор Захарьин. В нескольких шагах от них прямо на траве сидела мать погибшего ребенка. Она мерно раскачивалась взад-вперед, как заведенная, и тихонько бормотала:

— Митенька… светик мой ясный… солнышко ты мое…

Возле нее стоял муж с посеревшим лицом. Увидев приехавшее начальство, он зло плюнул и отвернулся.

Щукин наклонился над телом, потом опустился на колени. Очень медленно и очень внимательно он рассматривал все вокруг. Захарьин подошел к исправнику и сообщил вполголоса:

— Смерть наступила между десятью и двенадцать вечера. Удушение. Безусловно, это тот же самый маньяк.

Лыков присоединился к сыскному надзирателю, Бекорюков с Поливановым топтались без дела поблизости.

— Тело можно увозить, — бросил через плечо Щукин. Двое городовых подошли, но тут к ним подскочил в крайнем возбуждении отец погибшего ребенка:

— Резать не дам! Мы его домой заберем!

— На усмотрение начальства, — равнодушно кивнул на исправника Щукин.

— Да, конечно, забирайте без вскрытия, — торопливо согласился Галактион Романович. — Чего уж там, и так все ясно. Согласны, доктор?

Захарьин молча кивнул, отошел к матери и достал из портфели какой-то пузырек:

— На-ка, милая, выпей…

— Ты чего ей даешь? — тут же вскинулся муж.

— Это раствор морфия. Пусть хлебнет, а то сердце может не выдержать.

И родитель сразу сник, словно из него выпустили пар:

— Эх, дохтор… Дай уж тады и мне. И у меня ведь сердце есть. А у этого… у этого нету!!!

При этих словах он повернулся к полицейскому начальству и закричал с надрывом:

— Когда же? Когда же вы этого нелюдя споймаете, а? Четвертого уж робеночка удавил! А вы все тянете! Не ловите! А? Сколь вам еще надо?