Время шло. Жильцы квартиры № 259/1 занимались каждый своим делом или бездельем. Рассказ Клавдии Васильевны и ее мрачные прогнозы о поголовной смертности начал забываться. В доме на Котельнической набережной все было тихо, кроме брюзжания швейцара и его рычания на студентов, когда тем не удавалось проскользнуть незамеченными.
В общем, ничто не предвещало беды, но в последний день сентября, отправляясь в институт, Костя и Андрей чуть не опрокинули стоявший перед подъездом новенький гроб. Гроб был еще пуст, но надписи на венках «Дорогому Викентию от коллег» и «Вечная память другу и товарищу Соколовскому В. Ю.» ясно говорили, что он предназначался для жильца с шестого этажа. Костя несколько раз видел этого старичка, когда тот, едва доставая швейцару до второй пуговицы, так тряс его за грудки, что Асбест Поликарпович едва стоял на ногах. Но даже не это тогда удивило Костю, а то, с какой злобой нападал маленький человечек на огромного стража дома.
— Пока вы как истукан стоите здесь, — кричал Викентий Юлианович. — В моей квартире орудуют пришельцы. Я требую, чтобы вы незамедлительно приняли меры по их выдворению.
Тогда Костя не придал его словам значения, а лишь улыбнулся и порадовался, что хоть кто-то может безбоязненно награждать швейцара пинками и тумаками, а тому приходится лишь стоять и вращать глазами. Последний раз Костя наблюдал подобную сцену два дня назад, а теперь Викентия Юлиановича ждал персональный гроб. Швейцар же стоял в сторонке и ухмылялся. Костя на секунду замедлил шаг, сопоставляя два этих события.
«Хорошо бы дождаться появления самого покойника, — подумал Костя, но времени было в обрез. Надо было бежать в институт.
Сегодняшний день обещал быть насыщенным, в том числе благодаря двум парам по физике у почему-то невзлюбившего Костю Ломоносова. Учитель физики начал свой курс с повторения того, что они проходили в последнем классе школы — те же формулы и законы. На его уроках Костя откровенно скучал и порой непроизвольно заканчивал фразу, которую произносил преподаватель. Так случилось и сегодня.
— Электромагнитная индукция, — говорил учитель, меряя шагами класс. — Это явление возникновения электрического тока в замкнутом контуре при изменении магнитного потока, проходящего через него. Электромагнитная индукция была открыта…
— Майклом Фарадеем 29 августа 1831 года, — погруженный в свои мысли, автоматически закончил Костя.
Он сидел на первой парте и поэтому его слова не остались незамеченными. Ломоносов остановился напротив него.
— Может, Селеверстов, вы выйдете к доске и проведете урок вместо меня?
Костя словно очнувшись ото сна посмотрел на преподавателя, потом на сидевших вокруг студентов и только сейчас понял, что он сделал.
— Нет, Эскулап Викторович. Извините, я не хотел.
— Почему же, — настаивал преподаватель. — Познакомьте нас с законом Фарадея, а может быть и с ним лично.
В классе раздались смешки.
— Я не знаком с ним лично, — овладевая собой, произнес Костя.
— Да? — под водолазкой преподавателя пробежала волна мышц. — А мы-то думали, что вам известно все. Даже то, что ел на завтрак старик Фарадей в то предпоследнее утро августа.
— К сожалению, я этого не знаю, — более смело парировал Костя.
Неизвестно, чем бы закончилась их словесная дуэль, если бы занятие не подошло к концу. Группу преподаватель отпускал с такими словами.
— На следующем уроке все должны знать, что такое электромагнитная индукция, в каких областях техники она применяется и записать закон Фарадея в дифференциальной форме. А вам, Селеверстов, персональное задание — рассчитать силу приложенную кулаком к отдельной части человека, если известен вес кулака и скорость его движения.
— Но этого нет в программе, — ответил Костя.
— Зато есть в жизни.
Подходя к дому, Костя встретил на ступеньках все ту же компанию — группу повязанных платками старушек.
«Что-то сегодня долго прощаются. В прошлый раз было быстрее».
Подойдя ближе, Костя понял, что ошибся. Утром гроб был черного цвета с голубой отделкой внутри, а сейчас — темно-коричневый и выстелен красной материей. К тому же в нем лежал не старичок, а старушка, в ногах которой стояли венки «Степаниде Никаноровне от соседей», «Вечный покой маме и бабушке».
Шагавший с Костей, Андрей сострил.
— У них прямо конвейер — уноси готовенького.
— Тише. Лучше посмотри.
Действительно, посмотреть было на что. Лицо покойницы было безобразно до неприличия и больше походило на мордашку избалованного ребенка, которому не дали любимую игрушку. Казалось, еще немного она поднимется из гроба и станет топать ножкой.
Костя вспомнил последний разговор с соседкой, но тут же отогнал эти мысли. «Никакого заговора против стариков не существует. Ну, подумаешь, умерли в один день. Им столько лет, что не умри они сегодня, то сделали бы это завтра».