Дело врача

— О, если не считать болезней, — ответила она безропотно, — я почти ничего не боюсь. Для меня куда страшнее чума, чем эта кучка завывающих дикарей!

К этому времени люди в желтом уже приблизились вплотную. Было очевидно, что они кипят от возмущения; тем не менее они вели себя чинно и порядка не нарушали. Один из них, одетый получше других, осанистая особа с жирными щеками и обвислой кожей церковного сановника, соблюдающего безбрачие, был, по-видимому, настоятелем, или главным ламой монастыря. Он отдал приказ своим подчиненным на языке, которого мы не понимали. Повинуясь ему, монахи в мгновение ока окружили нас плотным кольцом.

Тогда главный лама выступил вперед, с повелительным видом, как Пу-Ба из комической оперы[59], и сказал что-то на том же языке, обращаясь к повару, который немного знал здешнюю речь. Из этого я сделал вывод, что Рам Дас все о нас рассказал: лама сразу же избрал переводчиком повара, не обращая никакого внимания на меня, очевидного начальника маленькой экспедиции.

— Что он говорит? — спросил я, как только лама умолк.

Повар, который беспрестанно отвешивал низкие поклоны, рискуя сломать хребет, принимал самые жалкие, пресмыкающиеся позы и объяснял дрожащим голосом на своем ломаном английском:

— Этот сахиб — жрец из храм. Он очень сердиться, потому еулопейский сахиб и мем-сахибы прийти в Тибет. Еулопейский человек, индусский человек, никто нельзя приходить в землю Тибет. Жрец-сахиб говорить, резать всем еулопейский глотки. Люди Непала идти домой, в их страна.

Я взглянул на ламу так, будто его заявление меня совершенно не касалось.

— Скажи ему, — я ухитрился даже улыбнуться, хотя и с трудом, — что мы не намеревались нарушить границу Тибета. Мерзавец проводник завел нас. А направлялись мы в Кулаак, который находится во владениях махараджи. Мы охотно уйдем на земли махараджи, если жрец-сахиб позволит нам переночевать здесь.

Я глянул на Хильду и леди Мидоукрофт. Должен отметить, что их поведение в этих тяжелых обстоятельствах было достойно англичанок. Они стояли выпрямившись и глядя так, словно все жрецы Тибета разом могли вызвать у них лишь презрительную улыбку.

Повар передал мои слова, как мог — похоже, что его тибетский был не лучше английского. Но главный лама ответил отнюдь не дружелюбно, что я понял и без перевода.

— Каков его ответ? — спросил я у повара самым высокомерным голосом. Изображать высокомерие я не привык, но…

Наш переводчик закланялся снова, трясясь всеми поджилками, сколько их у него было.

— Жрец-сахиб говорить, это все лгать. Это все проклятое лгать. Вы есть еулопейски миссионер, очень плохой человек; вы хотеть идти в Лхаса. Но белый сахиб не должен идти в Лхаса. Священный город, Лхаса, только для буддистов. Это не есть дорога на Кулаак. Это не земля махараджи. Это место принадлежать далай-ламе, главе всех лам. Он иметь дом в Лхаса. Но жрец-сахиб знает вы как еулопейски миссионер, хотящий идти в Лхаса, чтобы обратить буддистов, потому как… Рам Дас сказать ему так.

— Рам Дас! — воскликнул я, к этому времени уже сильно обозлившись. — Негодяй! Мерзавец! Он не только бросил нас, но еще и предал. Он солгал, намеренно солгал, чтобы настроить тибетцев против нас. Теперь нам придется туго. Наш единственный шанс — каким-то образом ублаготворить этих людей.

Толстый жрец снова заговорил.

— Что он говорит на этот раз? — спросил я.

— Он говорить, Рам Дас сказать ему все это, потому как Рам Дас хороший человек — очень хороший человек: Рам Дас принял буддизм. Вы платить, Рам Дас проводить вас до Лхаса. Но Рам Дас хороший человек, не хотеть дать еулопейски видеть священный город. И привести вас вместе сюда. И тут он известить жрец-сахиб про это.

Судя по едва скрываемой усмешке, трюк Рам Даса он весьма одобрил.

— Что они с нами сделают? — спросила леди Мидоукрофт. Лицо у нее было совсем белое, хотя держалась она куда мужественнее, чем я мог бы ожидать.

— Не знаю, — ответил я, прикусив губу. — Но мы не должны сдаваться. Мы еще не побеждены. В конечном счете они, быть может, больше бранятся, чем на самом деле сердятся. Еще есть надежда, что нам удастся убедить их, чтобы они нас отпустили.

Люди в желтых одеяниях заставили нас направиться к деревне и монастырю. Мы стали их пленниками, и сопротивляться было бесполезно. Поэтому я приказал носильщикам взять палатки и остальной багаж. Леди Мидоукрофт подчинилась неизбежному. Мы медленно двинулись по тропе длинной вереницей, с ламами в желтых мантиях в качестве бдительной охраны. Я изо всех сил старался сохранять спокойствие и главное — не выглядеть опечаленными.