Дело всей России

Екатерина Федоровна подвела Антона к бледнолицему поручику Пестелю и сказала участливо:

— Вы, Павел Иванович, не пренебрегаете народным врачеванием?

— Жаждущий исцеления готов поверить во все, — ответил поручик.

— Вот Антон принес с собой какой-то целительной травки в дар столичным лекарям...

— Для всех страждущих, особливо для раненых, — заговорил Антон, по-знахарски буравя умным, пронзительным взглядом исхудалого поручика. — И по лицу вижу, что измучен или ранами, или болезнями. Попробуй, барин, простецкого нашего средства... Вот тебе я отсыпал сухого корня чемерицы... Помогает ранам, которые никакое лекарство не берет. — Он подал поручику завернутые в белую тряпочку корни, рассказал об их свойстве, дал наставление, как готовить из сухих корней настой чемерицы, как пользоваться настоем. — Не сомневайся.

Антон рассказал поручику, как настоем этих корней он сам лечил обрубленную руку, вспомнил много разных случаев полного исцеления от застарелых ран и гнойных язв. Поручик слушал его с интересом, но без особой веры в силу этого растения, название которого для него было внове.

— Словом, барин, трава могучая. Богом послана людям на здоровье. Но злая к тому, кто обращаться с нею не умеет.

— Чем же она зла?

— Тем, что может человека не только с ног свалить, но и с ума свести, — отвечал Антон.

— Яд, что ли, в ней?

— Яд, барин. Да только яд бывает добрее меда, ежели знать его характер и обращаться с ним разумно.

 — С этим я вполне согласен, — сказал поручик.

— Что мед, что яд — любят свою меру, — продолжал Антон. — Где не знают меры, там и от добра не ведают проку. Чемерица все может с человеком сделать: утолить боль, прогнать с души тоску-кручину, избавить душу от всех страхов земных и небесных. И тому примеров было немало в наших местностях.

С каждым словом мужика Пестель проникался к нему все большим уважением.

— А какие примеры? — с интересом спросил он.

— А вот какие: ежели выпить побольше отстою чемеричного, то можно с песней положить собственную голову под топор и не убояться. Или, скажем, человеку отпиливают гнилую ногу по самой середине, а он и не поморщится...

Поручик с удивлением смотрел на Антона.

— Вижу, барин, напугался ты моей травы... Не бойся, она тебе поможет, — улыбнулся Антон. — Только не сочти меня за пустобреха или колдуна: ни тем ни другим не занимаемся. А всю правду знать тебе об этой траве следовает. Были и такие случаи, когда отец, приняв соку чемерицы, собственных детей и лишал живота...

— Ради чего же это? — с еще большей заинтересованностью спросил поручик Пестель.

— Это когда у человека не остается никакого выхода. Так однажды случилось в нашей местности, когда было сильное притеснение старой вере.

— Люди травили сами себя соком чемерицы — правильно я понял? — спросил поручик.

— Нет, не совсем правильно... Насилие над духом человеческим и мед может обратить в яд... — замысловато вел рассказ Антон. — Не то чтобы люди сами себя травили, но обороняли свою душу и души своих близких от лжемудрости поповской. Особенно при Павле Петровиче началось это. Вот тогда-то и вспомнили о чемерице сильные духом люди. Верный своей вере человек, видя полную безвыходность, наварит чемерицы, напоит ею отца, мать, жену, всех детей, ночью возьмет топор и поведет всех в овин. Приведет — и клади голову на чурак. Покончит со всеми, а последним сам себя порешит...

— Какая безрассудная жестокость, — качая головой, заметил поручик.

— А гонение на веру разве не жестокость? — оспорил Антон. — Притеснение во всем виновато... Ведь у нас так все поставлено и законами подперто, что любой может нож вытереть о душу другого человека и не понести за это никакой кары. Вот люди и плевали в чашу с православным медом и спасались соком чемерицы...

Пестель подозрительно посмотрел на подаренные ему корешки... Но недоверие еще больше возбуждало решимость рискнуть, испробовать исцеляющую силу удивительного растения.

Вся гостиная нынче слушала Антона.

3

День и ночь не прекращались работы у петергофского въезда. Стучали топоры, сверкали высветленные лопаты, пылали костры, в подвешенных чугунах кипела смола; огромным муравейником шевелилась толпа мастеровых. Тут вместе с плотниками и каменщиками трудились ваятели и зодчие — на скорую руку возводились ворота, — нечто вроде триумфальной арки, — над которыми должны были вознестись шесть вздыбленных лошадей, символизирующих собою шесть гвардейских полков 1‑й дивизии, что недавно вернулась на родину морем и высадилась в Ораниенбауме. Художники и архитекторы сбились с ног в этой спешке и горячке. Известный Воронихин, по чьему проекту несколько лет назад был воздвигнут величественный Казанский собор, простудился и теперь лежал в лихорадке.

Многим гвардейским офицерам 1‑й дивизии было разрешено выехать в Петербург и там ждать прибытия своего полка на постоянные квартиры.