Дело всей России

К назначенному сроку в Михайловский манеж сходились из разных полков гвардейцы-фехтовщики в сопровождении командиров. Их встречал «король фехтования» — поджарый, узколицый капитан Вальвиль, придирчиво осматривал на каждом мундир, гетры, башмаки, застежки, пуговки, пряжки, проверял, хорошо ли отбелены мелом панталоны, нафабрены ли усы, а потом расставлял на дощатом полу по номерам.

И нынче, как и на предыдущем состязании, первыми на номера становились семеновцы, которых привел в манеж Сергей Муравьев-Апостол.

Иван Матвеевич вместе с генерал-адъютантом Потемкиным приехали в дрожках за несколько минут до появления в манеже государя.

Все номера уже были расставлены, когда вошел в манеж Александр. На нем был черный мундирный сюртук с широкими светлыми эполетами, черные узкие панталоны, черные чулки и черные башмаки с прямоугольными носками.

Долговязый Вальвиль, в белых панталонах и белых чулках, вскинул над головой рапиру и замер на минуту в приветственной позе. Его примеру последовали и все фехтовщики, что стояли по номерам. Царь и прибывшие с ним великие князья Константин, Николай и Михаил, а также свитские офицеры заняли место на дощатом возвышении, недалеко от кафельной печи.

— Все-таки темновато, — сказал царь и распорядился зажечь свечи в настенных канделябрах и подвесные жирники.

В манеже стало светло, и это придало состязанию оттенок праздничности.

Иван Матвеевич стоял напротив возвышения в группе военных и штатских, среди которых были сенатор и поэт граф Хвостов, издатель и педагог Николай Греч, поэт Николай Гнедич, сенатор Оленин, генерал Милорадович. Император подозвал Потемкина, о чем-то перемолвился с ним несколькими словами и знаком попросил встать рядом.

— Начинай! — по-французски приказал Александр фехтовальному учителю.

— Ан-гард! — скомандовал пронзительно звонким голосом Вальвиль и опустил рапиру.

И начались захватывающие поединки. Выучка, ловкость, находчивость, напор, не переходящий в остервенение, какое-то особенное удальство отличали бой каждой пары. Здесь чувствовалось не только умение техническое, но и вдохновенность.

— Семеновцы? — спросил, довольный увлекательным зрелищем, государь.

— Отборные роты вашего величества! — звонко прокричал Вальвиль, знавший, что царь тугоух и бывает очень недоволен, когда отвечают на его вопросы тихо.

— И здесь узнаю моих семеновцев-молодцов! — не скупился на похвалы Александр.

Вальвиль, польщенный похвалами, буквально бесновался, размахивал руками, чтобы придать еще больше жару и прыти и без того разгоряченным борцам.

Государь поманил его пальцем к себе.

— Лучших, на кого я укажу, ставь особо! Из них я образую показательную команду.

И Александр, наблюдая в лорнет за боем, стал время от времени давать указания Вальвилю:

— Обоих в первой паре...

Этой парой были Грачев и Жикин.

— Крайнего слева во второй паре!

Этим отличным фехтовщиком оказался Хрулев, рядовой роты его величества.

— Крайнего справа в четвертой паре!

Этим крайним был унтер-офицер Мягков той же роты.

Состязание продолжалось, группа особо отмеченных вниманием государя увеличивалась. Из всех рот государевой повезло больше всех — сверх дюжины ее фехтовщиков получили отличие. Семеновцев сменили уланы, уланов — преображенцы, преображенцев — измайловцы. Среди уланов, как и ожидали, опять отличился Минаев-меньшой. В заключение состязания Вальвиль поставил на номера отборных мастеров и снова скомандовал:

— Ан-гард!

И вот тут-то начался настоящий спектакль. Блистали в нем ловкость, мужество, мастерство. У Ивана Матвеевича, забывшего о всех своих тревогах, порой морозец подирал кожу. «Ежели на полу манежа столь великолепны они, то какими же они были на поле Бородина? — с восхищением думал он, наблюдая за поединком. — Кто велик и восхитителен здесь, в этой игре, тот еще более велик и восхитителен в бою. Как я благодарен Потемкину за приглашение...»

Пока продолжалось состязание, Иван Матвеевич почти ни разу не поглядел на возвышение, где стоял царь. Да и царь не обращал внимания ни на кого в манеже — он весь был поглощен рапирной схваткой. Великий князь Николай Павлович, сверкая холодно большими выпуклыми глазами, все время шевелил золотистыми усиками, будто у него под губой застряло что-то, мешающее ему. Он стоял ступенью ниже Александра. Из-за его плеча было видно округлое красное лицо Константина Павловича с привздернутым, похожим на круглую пуговицу, носом. Он был уже лыс и не старался прикрывать свою плешь кивером.

Сергей Муравьев-Апостол стоял как раз напротив великого князя Николая Павловича, взглядывая на него исподлобья. Ему не свойственно было чувство мстительности, но счет свой с великим князем Николаем он не считал законченным. Он не знал, когда и как этот счет будет оплачен, но что он должен быть оплачен — в этом у него не было никаких сомнений. Николай Павлович, отличавшийся превосходным зрением, видел каждую морщинку на лбу гордого, как и отец, младшего Муравьева-Апостола, видел то возгорающийся, то угасающий взгляд офицера. Взгляд этот запомнился ему с дворцового бала.