Читаем Дело всей России полностью

«Бояре — женихи и сваты» чаще всего перетягивали на свою сторону Наташу Тевяшову, чем явно были недовольны ее младшая сестра Настя и подруга Верочка. Верочка даже хлестала хворостиной дворовых и крестьянских девчонок и мальчишек за то, что привязались сватать все одну и ту же невесту.

На балкон, с которого хорошо обозревалась солнечная лужайка, вышли отставной майор Тевяшов с супругой. На нем был домашний байковый халат, на голове чепец, на ногах шлепанцы.

— Родионовна, не возвращал сосед «Московские ведомости»? — крикнул няне с балкона Тевяшов.

— Не возвращал, батюшка Михайла Андреевич, не возвращал...

— Уж больше месяца, как увез! Не послать ли к нему человека? Где Артем?

— Чаю, батюшка, в бурмистерской. Где ж ему быть? Там от солнышка прячется. Только, батюшка, что зря гонять такую даль? «Ведомости», может статься, как тот раз, у Бедряги взял Хрящов, у Хрящова — Проскуров, у Проскурова — Синегубов, вот и гоняйся по всему Острогожскому уезду за «Ведомостями», — независимо рассуждала Родионовна, с малолетства прислуживавшая Тевяшовым.

— А ты покличь все же Артема!

— Сейчас, батюшка, сейчас покличу.

Родионовна по тропинке через сад пошла за Артемом. А на лужайке продолжалось звонкое «боярское» сватовство.

— Что же мы с тобой, супруг мой любезный, Михайла Андреевич, никуда не ездим, нигде не бываем? — озабоченно заговорила майорша Тевяшова. — Наташа с Настей растут, как трава-мурава. И никакого мы им настоящего дворянского образования не даем. Отец — помещик, отставной майор, больше двадцати лет царице Екатерине верой-правдой служил, а дочки наши с крестьянскими и дворовыми детьми хоровод водят.

— Все это верно, Матрена Михайловна, да с кем водиться в Острогожске? С Бедрягами знаемся... А еще с кем прикажешь? То-то и оно... А до Воронежа не близко — не наездишься, — ответил Тевяшов лениво — видно, такой разговор затевался супругой не впервые.

— Только и занимаемся вареньями да соленьями да богу молимся, а образованием дочерей и не озаботимся, — тужила Матрена Михайловна. — Растут они у нас точно две дикие вербочки на берегу Донца.

— Сам понимаю, Михайловна, пора озаботиться дочерним воспитанием, — покладисто согласился отставной майор. — Вот, бог даст, на зиму из Петербурга через Бедряг выпишу учителя-француза и гувернантку-француженку. Только боюсь, не поедут в такую глушь. Засиделись мы с тобой в Белогорье. Редко выезжаем, то правда твоя. Да уж наши и годы не те. С моим здоровьем ныне не до менуэтов.

— День мой — час мой, а неделя — и весь век, — в тон супругу проговорила Матрена Михайловна.

— А ведь, бывало, как затрубит серебряный рог, как ударят барабаны — все во мне так и закипит. Умел на парадах и смотрах гарцевать майор Тевяшов, умел и в сражение своих солдат водить.

И словно в ответ на слова отставного воина где-то за садом запел воинский рожок, послышался дробный бой барабана. Тевяшов, услышав эти знакомые его сердцу волнующие звуки, удивленно взглянул на супругу и не сдержал улыбки: вот, дескать, матушка, на ловца и зверь бежит...

Веселье на лужайке приостановилось. Сестры Тевяшовы и Верочка, взявшись за руки, первыми побежали к ограде навстречу приближающимся откуда-то издалека звукам трубы и барабана.

Через сад к барскому дому спешил управитель Артем — бородатый, кряжистый казак из здешних старожилов. Остановившись под балконом и сдернув с головы соломенную шляпу, доложил барину:

— Из Мценска идут к нам на Донец шесть взводов конной артиллерии. И все с отличиями! Вокруг Белогорья надлежит батарее быть на размещении.

Тевяшов был человек гостеприимный и хлебосольный и потому радостно встретил такую весть:

— Просим милости! Чаю, офицеры все столичные. С ними и нам будет повадней!

— Вчера запоздно был квартирьер, просил согласия поставить дивизион на размещение среди здешних крестьян и слободских обывателей, — докладывал службистый Артем.

— Кто армии в чем-либо откажет, тот самый последний на свете человек! — объявил с балкона отставной майор. — Размещай без всяких препятствий! С приветом и радушием.

Тевяшов оживился, крикнул с балкона через открытую дверь во внутренние комнаты:

— Дворецкого! Ключника! Экономку! Портного! Обоих поваров и всех поварят!.. — Он поглядел на опустевшую лужайку. — Девочки!! Куда они подевались?

Супруги Тевяшовы сошли в сад. От ограды к ним подбежали девочки и наперебой стали рассказывать, что они там увидели.

— Золото в петлицах, серебряные трубы, кивера с украсой!

Тевяшов со всей семьей вышел за ворота, мимо которых пролегала столбовая дорога. По дороге маршировала конноартиллерийская рота. Командир приказал роте остановиться, сам подошел к Тевяшову, отдал честь ему и его супруге:

— Разрешите представиться! Подполковник Сухозанет Иван Онуфриевич!

— Рады видеть у себя в доме героев Бородина, — отрекомендовавшись, приветливо отвечал Тевяшов. — Вот моя семья: супруга — Матрена Михайловна. Это наши дочки — Наталия и Настасия, их подруга Вера.

Сухозанет поцеловал ручку у госпожи Тевяшовой, затем обратился к хозяину:

— Разрешите представить моих подчиненных господ офицеров конноартиллерийской роты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза