Дело всей смерти

И второе обстоятельство: на окровавленном ноже отыскались не только отпечатки пальцев Жгутова, но и другого лица. Кому из находившихся в доме в день убийства они могли принадлежать, – неизвестно. Рьянов, удовлетворившись, что на ноже есть пальцы Жгутова – однозначно записанного им в убийцы, – не распорядился сразу же дактилоскопировать подростков Нееловых и Кузнецову и сравнить их узоры с обнаруженными на ноже.

«Я и сейчас не верю, что на орудии убийства могут быть пальцы Нееловых или Кузнецовой. Но адвокат вцепится в эти неизвестные отпечатки. Для него это лакомый кусок, довод в пользу невиновности подзащитного, – размышлял Рьянов. – Однако если это не пальцы детей или Кузнецовой, то чьи? Ведь других людей в доме не было».

Когда похитители детей были рассажены по камерам, Рьянов вплотную приступил к расследованию смерти академика Неелова, которое в знак признания заслуг молодого следователя было теперь поручено ему персонально. Он решил снова осмотреть место преступления, допросить участников событий того рокового дня. Предвидя разговор с детьми, следователь прихватил с собой полицейского-психолога Зою Лапшину, не признаваясь себе, что это прекрасный предлог увидеть понравившуюся девушку.

Впустил их в дом Аркадий Неелов. Если б Рьянов знал его раньше, то сейчас едва узнал бы. Беды и болезнь сильно подсушили сына академика. Он осунулся, под глазами залегли тени, светлый дорогой костюм висел на нем, как на вешалке. Не только из облика, но и из поведения Аркадия Неелова ушла обломовская рыхлость, безволие. В нем появилась определенность, движения стали резкими, хотя и несколько беспорядочными, суетливыми.

– А мы вас ждем! – сказал Аркадий Неелов, дергаными жестами приглашая Рьянова и Зою подняться по лестнице на второй этаж. – Мы все здесь, все на месте… Все, как говорится, в сборе.

Видимо, ему было утешительно напоминать себе, что все домочадцы рядом, вместе, – ведь их осталось так мало. Потирая руки, он побежал вверх впереди гостей. Он стал подвижностью странно походить на отца. Но если в покойном академике живость была легкой, жизнерадостной, то тревожное мельтешение и нервная жестикуляция сына напоминали вздрагивания от испуга.

Он усадил следователя и Зою, смотревшую на него с сочувствием и жалостью, в красивой гостиной в кресла, развел руками.

– Вот кручусь. Не время разлеживаться по больницам. Надо жить, бороться, действовать ради детей… Ради детей… – Он потерял нить рассуждений, растерянно посмотрел на Рьянова.

В комнату шумно вошла Мария Кузнецова.

– А вот моя золотая помощница. Мой добрый ангел. Что бы я без нее делал!

Кузнецова сейчас была мало похожа на ангела. Губы ее были поджаты, глаза недовольно сузились. Женщина была в свободной блузе и широкой до пят юбке, делавших ее массивную прямую фигуру с воинственно выставленной грудью еще крупнее. Она грозовым облаком надвинулась на сидящих Рьянова и Лапшину, которая даже в полицейском мундире вдруг почувствовала себя беззащитной.

– Не время для любезностей, Аркадий Дмитриевич, мой друг, – сказала Кузнецова, не глядя на Неелова. – У наших гостей важное дело, а вы о пустяках. Спросим лучше, учли ли они нашу просьбу не беспокоить, не тревожить детей?

Ее слова прозвучали ультиматумом. По ее тону было понятно, что она готова защищать интересы детей Нееловых с непреклонностью, свойственной ее натуре.

Одинокая пенсионерка добровольно и совершенно бескорыстно взяла на себя заботы о чужих детях, близко к сердцу приняв их боль и трагедию. Она стала опорой и для их отца, который черпал в нежданной помощнице не только поддержку, но и, вдохновляясь ее примером, побуждал себя к жизни и деятельности. В роли покровительницы гнезда Нееловых, почти до основания разметанного бурями, Кузнецова присвоила себе право говорить и принимать решения за всех домочадцев. Бесцеремонность и бескомпромиссность Марии Кузнецовой, не давшие ей когда-то построить личную жизнь, теперь обратились против тех, кто, по ее мнению, излишне назойливо вторгался в границы оберегаемого несчастного семейства.

Сейчас такими агрессорами была в ее глазах эта пара следователей. Уведомленная о визите, она по телефону выразила Рьянову нежелание, чтобы детям, получившим душевные травмы, напоминали о страшных событиях. «Оставьте их в покое хотя бы на время!» – заявила она в трубку. Рьянов тогда ответил уклончиво. Теперь, на заданный Кузнецовой в лицо вопрос, он согласился не травмировать детей расспросами, если ему будет довольно сведений, полученных от нее и Аркадия Дмитриевича.

– Я уверен, что вы сможете прояснить все интересующие нас вопросы, и детей беспокоить не придется, – успокоил он женщину.

– Ах, я и Аркадий Дмитриевич в вашем полном распоряжении, можете мучить нас без жалости! – воскликнула она, словно восходя на эшафот ради благополучия детей. – Во имя торжества справедливости и правосудия!

– Да, мы расскажем все, что вспомним, задавайте любые вопросы! – замахал руками Неелов, поймав красноречивый взгляд Кузнецовой.

Рьянов кивнул и сказал: