Дело всей жизни. Книга первая

Как я была далека от сковородок! Победно оглядывая зал, я вдруг поняла, что сказал Никита. Вскинулась, открыв рот в возмущении, и осела под громкий смех спутника, поставив бокал на стол.

Официант, материализованный прикосновением чары к скатерти, невозмутимо нацедил мне вина — на три пальца — и сгинул. По венам растекалась лень и благоухающий нектар. Я вдруг поняла, что хмель мягко и тепло окутал мысли сладким дурманом. Захотелось к Никите на ручки и закрыть глаза. Сунула в рот последний комок риса с копчёным угрём, посмотрела на бокал и всё-таки взяла в руки бутылку, опасливо скосив глаза туда, где возникает джинн. «Совиньон Блан 1973 год». Страшно представить, сколько это стоит. Я встала из-за стола, не выпуская бутылку из рук, выпила вино из чары и шагнула к Никите. Наклонилась к уху и прошептала:

— Десерт подают не здесь.

И пошла из ресторана.

Никита нагнал меня у выхода из зала — долго ли бросить на стол пару-тройку тысяч долларов? За вино. Я не выпускала бутылку из рук — вряд ли я попаду в 1973 год за новой. Хоть я и не большой любитель алкоголя, но у Никиты отменный вкус. Я попробовала с ним уже и бордо, и розовое, и вот теперь белое. Похоже, он сформировал мою личную винную карту.

Ноги ослабли и подкосились, я бы рухнула, но обнимавший меня за талию мужчина мгновенно подхватил на руки. В машине мы оказались так же незаметно, как у стола возникал официант. Моё рассеянное внимание держалось лишь за Никиту. Он — центр моей личной Вселенной, которую сейчас кренило в сторону лёгкого разврата.

— Несь, ты выпила едва ли четверть бутылки, что ж тебя так скосило то, радость моя?

— Во всём виноват Макуиточтли!

— Кто такой? Я ему яйца оторву! — состроил Никита свирепую гримасу.

— Он — бог!

— Нет, радость моя, твой бог — это я! Или не так? — хитро прищурился, съезжая в тень раскидистого клёна на каменистом безлюдном берегу Гудзона. Я вышла из машины. Город шумел недалеко за спиной, а здесь лишь плескались волны и голосили чайки. Я потянулась и ощутила на талии горячие руки Никиты, они медленно скользнули под маечку и накрыли груди. Я откинулась на мужчину и прикрыла глаза, отдаваясь во власть ласкавших отвердевшие соски пальцев и тёплых губ, щипавших кожу шеи и ключицы. — Хочу тебя, Несси, до одури хочу… — Расстегнул мои брюки и скользнул в трусики. — Не могу больше терпеть, моя девочка… — Прижался плотно пахом к моим ягодицам, положив ладонь ниже живота и прижимая ладонью к себе, давая понять, как твёрдо и велико его желание. — Теряю разум с тобой рядом, моя маленькая… Не могу без тебя совсем… — его низкий голос срывался, роняя слова в душу густыми янтарными каплями мёда. — Солнце моё… золотое… темно без тебя… жутко…

О, флаг Америки!

Я таяла в руках Никиты от этого неловкого признания, стекала желанием, как капля вина по бокалу. От самого сердца и до мокрых складочек вслед за пальцами любимого скользили мурашки и дрожь возбуждения. Резкие крики чаек задавали рваный ритм нашим сердцам и его поцелуям, его нежность окутывала и пощипывала ласково невидимыми пальцами кончики нервов, вырывая слетавшие с моих губ стоны и короткие вздохи. Между ног разливалось горячее тепло и густая влага. Он размазывал её по складочкам, ласкал клитор и запускал палец вглубь налившего пылавшего лона.

— Моя хмельная… мокрая… вкусная… Я от тебя пьянею… от запаха твоего… от тела… хочу пить тебя… из твоего бокала… моя хрустальная…

Никита приподнял меня, обняв под грудью и поддерживая между ног, и на мгновение в памяти вспыхнуло воспоминание, как почти вот так же он поднял меня в кафе в туалете и разглядывал жадно мой клитор. И удивилась, что не было больше страха, не было смущения. Я теперь любила свой волшебный отросток и боялась думать, что бы было со мной, не будь его.

О, флаг Америки!

Сама Судьба свила в одну наши дороги, соединила два одиночества.

Мой мужчина отнёс меня к машине и открыл заднюю дверцу, я повернулась к нему и попала в плен крепких объятий. Никита снял с меня майку и прильнул губами к соску, сминая груди пальцами, присел на корточки, целуя живот и расстёгивая мои брюки. Он смотрел мне в глаза, и тёмная пучина его эмоций хлынула на меня, как прибой Гудзона, я откинула голову назад, послушно освобождаясь от брюк вместе с трусиками. И вскрикнула от удовольствия, когда Никита медленно раскрыл языком мою набухшую плоть, вобрал губами в рот клитор и пососал его несильно, но обжигающе волнительно.

— Моя порочная Несси… голенькая посреди города… — я вылижу твои сладочки… и попку… — Никита расстегнул джинсы, выпустив на волю член, повернул меня к себе спиной и раздвинул моя ягодицы. И в следующий миг его язык скользнул по промежности, вылизывая анус и вход в мокрое лоно. — Нагнись, маленькая…