Автоматически открываются железные двери. Знаменский и Томин входят внутрь.
Сцена вторая
Кабинет в следственном изоляторе. На окне — решетка, дверь с глазком. За столом — Знаменский, перед ним разложены бумаги, он пишет.
На табуретке сидит Томин, на стуле, ближе к Знаменскому, — Ковальский, «Хирург», обаятельная бесшабашная личность с неглупыми глазами.
Знаменский.
Ну, на сегодня, пожалуй, хватит. (Собирает и подвигает Ковальскому исписанные листы.) Как обычно: «мною прочитано» и прочее.«Хирург»
(просматривая протокол). Весьма содержательно, весьма... (Томину.) А ленинградские проказы — это не мои, верьте слову. Ковальский производил тонкие операции по удалению лишних денег. За то и «Хирургом» прозвали... (Дочитав, пишет и покоряет вслух.) «Протокол с моих слов записан верно, мною лично прочитан, замечаний и дополнений нет. Ко-валь-ский». Это я освоил. Вообще я все схватываю на лету. (Делает рукой жест, будто ловит что-то в воздухе и сует в карман.) Это мой главный недостаток. Верно, гражданин следователь?Знаменский
(невольно улыбаясь). Верно, Ковальский, верно... В следующий раз мы с вами поговорим о гайке. О той медной гайке, которую вы продали одному иностранному туристу. Не припоминаете? (Томину.) Турист поверил, будто гайка платиновая и покрыта медью для маскировки, представляешь?«Хирург»
(протестующе). Пал Палыч! Помилуйте!.. (Пауза.) Н-да? И доказательства имеете?Знаменский.
Имеем.«Хирург».
И где вы их только выкапываете?! Дивлюсь!Томин.
А я вам дивлюсь — уж больно тонко людей объегоривали!«Хирург».
А! (Отмахивается.) А руки на что? А тут? (Стучит себя по лбу.) Я вот, Пал Палыч, в одном журнале вычитал, что в человеческом мозгу четырнадцать миллиардов клеток. Да если каждая клетка придумает чего-нибудь хоть на копейку — это ж капиталище!Знаменский
(серьезно и грустно). Значит, и руки и четырнадцать миллиардов клеток — все для одного: чтобы ближнего обдурить?.. («Хирург» сникает и неловко молчит.) Честное слово, Сергей Рудольфович, и рук ваших жалко и головы.«Хирург».
Ну, ведь не снимут ее, голову-то. Годика два дадут, посижу, подумаю...Знаменский.
Подумайте, Ковальский, подумайте... (Протягивает руку к звонку на столе.)«Хирург»
(оживляясь). Пал Палыч, можно с просьбой обратиться?Знаменский.
Слушаю.«Хирург».
Пал Палыч, похлопочите, ради бога, перед здешним начальством! Пусть мне разрешат в самодеятельности участвовать!Томин.
Подследственным не положено... только осужденным...«Хирург».
Я знаю, но, может, в порядке исключения, а? Разве в камере акустика? (Берет ноту, чтобы показать, как плохо в маленьком помещении звучит голос.) А репертуар? Разлагаюсь на глазах! Ребята требуют — давай-давай, ну я и даю. («Показывает» начало блатной песни.) А ведь у меня в душе классика! (Становится в позу, поет всерьез.) «О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить!..» Пал Палыч, заступитесь, а?Знаменский
(нажимает кнопку звонка). Хорошо, попробую. (Ему смешно и досадно.)«Хирург».
А то ведь скука смертная!.. Конвойный
(заглядывая в дверь). Вызывали? Знаменский.
Да.«Хирург».
До свидания, Александр Николаич... До свидания, Пал Палыч. Похлопочите!..Конвойный.
Пошли-пошли. Певец! Знаменский
(конвойному). Сразу давайте второго. «Хирург»
(оборачиваясь в дверях). Благодарю за внимание! (Выходит с конвойным.)
Томин встает, потягивается, пересаживается на стул ближе к Знаменскому.
Знаменский.
Ну, что скажешь? Томин.
Да, пожалуй, в Ленинграде это не он... Знаменский.
Конечно. Зачем ему старушку запугивать, когда он ее в два счета обойти мог?
В дверь заглядывает конвойный.
Конвойный.
Разрешите заводить? Знаменский.
Давайте. (Томину.) Подождешь меня? Томин.
Только не тяни.