Дело земли

Пахнущее померанцем письмо Садамицу принес одновременно с ответом Хиромасы. Райко нетерпеливо развернул его первым — и на колени ему выпал мешочек с толчеными травами.

Дама Снежок писала, что, хотя оба они стерегут сокровище и не могут распоряжаться собой так свободно, как им хотелось бы (Райко улыбнулся), ей все же удается несколько раз в день видеть его, когда, направляясь в государевы палаты, он проходит мимо Найсидокоро. Если бы он остановился у южной веранды, направляясь на службу — они могли бы поговорить, потому что дама Снежок как раз сменяется со службы. Она узнала, что раненая нога до сих пор причиняет ему страдания — и передает это лекарство, которое научила ее готовить мать…

Лекарство… лекарство как раз можно попробовать — сегодня или завтра днем. Днем, потому что неизвестно, как подействует на него непривычное средство.

А вот в покоях Господина Осени все уже привычно. Уютно, спокойно. Безопасно. Наверное, не только Райко так чувствует. Наверное, и снаружи кажется, что отсюда никто не может ждать беды. Сидит себе сверчок в бамбуковой клеточке, играет. Никто его не ловил, сам он клеточку сложил, сам залез — и ничего ему не нужно, только чтобы музыка была, да чтоб эту музыку кто-то слушал. И так оно и идет, день за днем, круг за кругом, пока… бывают ли сверчки-оборотни? Бывают, как не быть? Все на свете бывает.

Однажды Райко эту мысль господину Хиромасе чуть не высказал. Удержался, к счастью. А удержался потому, что подумал — а вдруг музыка для хозяина и правда важнее и дороже всего остального, того, что сам Райко считает нужным и настоящим? И не прав ли хозяин, если так? Кто знает, какую траву и где выталкивает к небу вовремя сыгранная мелодия?

Поэтому он слушал, не прерывая, молча потягивая сакэ, и даже когда хозяин отнял флейту от затвердевших уст, не поторопил его вопросом.

— Ловушка ли это? — переспросил Хиромаса, бережно оборачивая флейту в шелковый платок. — Может быть. Чем дольше я в этом деле, тем больше мне кажется, что здесь столкнулись даже не две, а три игры. Или даже не игры… Представьте себе, что двое ведут партию в го, но время от времени оба отвлекаются на пение птицы в саду или детский смех — а тем временем чья-то невидимая рука меняет местами черные и белые фишки на доске. Игроки возвращаются к игре — и каждый замечает подлог, но уверен, что невидимая рука смешала фишки в его пользу, и продолжает игру, улыбаясь в рукав. Но кто этот третий игрок, смешивающий фишки?

— Богиня, — уверенно сказал Райко.

— Может быть. Но я не уверен. Если бы она могла думать так и играть так, ей бы не понадобилось столько детских ухищрений… Я бы скорее подумал, что это кто-то слабый и небольшой пытается управлять силой, много более могущественной. Но я могу и ошибаться.

Райко вдруг почувствовал что-то… не вдохновение, не внезапный проблеск в сознании — а что-то вроде легкой щекотки ума.

— Мы исходим из того, что богиня сильна и могущественна, — сказал он. — Но разве «Писания о древних делах» не говорят, что она утратила свое могущество? Она может быть слабой. Даже беспомощной — по своим, по божественным меркам…

— Может. Но по человеческим меркам она очень сильна… Вы хотите сказать, что она действует как слабый игрок, потому что для себя, в своем собственном представлении — она беспомощна?

— Да, наверное. Почтенный батюшка Сэймэя разбил племя Земляных Пауков силой оружия — и она не смогла защитить свой народ. Вряд ли с тех пор она стала сильнее.

— Но у нее есть прямая власть — сила убить кого угодно, возможность овладеть разумом человека…

— Видимо, не всякого человека. Например, на господина Сэймэя она ни разу не покушалась. Да и на нас пятерых — тоже. Решилась только когда Цуна один остался.

— Если бы это было так, она не смогла бы оседлать братьев Фудзивара.

— Ей достаточно было оседлать одного: Великого Министра. Посмотрите сами, — Райко схватился за кисть и начертил на первом попавшемся клочке бумаги знак «глициния». — Девять лет назад Великий Министр заболел и, как говорят, чуть не умер. А если умер, как рассказал на допросе старший конюший господина тюнагона? Если богиня, пользуясь своей властью над мертвыми, вернула его с того света — но вернула оборотнем? Тогда выходит, что теперь братьям Фудзивара некуда деваться. В этой столице, в этом дворце ничего нельзя сделать по-настоящему тайно. Они не могут призвать монахов и изгнать демона, боясь, что правда выйдет наружу и на имя Фудзивара падет тень. А убить… Не такое это простое дело — убить родного брата. Кем бы он ни был. Кровь — не вода, господин Хиромаса.

— Но и сдаться нечисти — не такое простое дело.

— Сдаться проще, — покачал головой Райко — Кроме того, если они все обладают тем же даром, что и богиня — очаровывать людей…

— Мне бы хотелось верить, что богиня слаба, — проговорил Господин Осени. — Хотя вам как раз этот ответ не понравится, потому что он будет значить, что нынешнюю нашу беду одним ударом меча не поправить. Но мне хотелось бы верить, что она слаба, потому что нам здесь достаточно и человеческого зла.