Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу

«Вчера я начал продираться сквозь густые заросли вашей книги, — сказал Троцкий, имея в виду «Сестру мою — жизнь». — Что вы хотели ею сказать?»

«Об этом нужно спрашивать читателя, — ответил Пастернак. — Решайте сами».

«Хорошо, в таком случае я продолжу продираться. Рад был с вами познакомиться, Борис Леонидович».

Пастернак не упомянут в «Литературе и революции»; такое пренебрежение обернулось удачей, учитывая растущую борьбу за власть между Троцким и Сталиным и последующее падение Троцкого. После смерти Ленина в 1924 году Сталин постепенно одерживал верх над своими соперниками внутри партии и уничтожал их.

Любопытны многочисленные версии встреч Пастернака с сильными мира сего, которые отмечают его отношения с Советским государством. Он обладал сверхъестественной готовностью откровенно выражать свое мнение в обществе, где люди привыкли держать язык за зубами, чтобы не допустить крамолы. Пастернак никогда открыто не демонстрировал враждебности по отношению к советской власти, а его отношение к вождям колебалось между завороженностью и ненавистью. Никто не возбуждал в нем такой странной двойственности — влечения и отвращения, — как Сталин, который, похоже, считал Пастернака поэтом-провидцем. Надежда Мандельштам писала, что «в наших лидерах была одна примечательная черта[100]: их безграничное, почти суеверное почтение к поэзии». Особенно это верно, если судить об отношениях Сталина и Пастернака. Они никогда не встречались, разговаривали лишь один раз по телефону, однако между ними существовала таинственная, непостижимая связь. Пастернак одно время идеализировал диктатора. Сталин же «отблагодарил» поэта тем, что сохранил ему жизнь.

11 ноября 1932 года Пастернак стоял у окна в своей квартире на Волхонке и смотрел на черный похоронный кортеж[101]. Везли хоронить жену Сталина на Новодевичье кладбище. Пастернак, по словам его сына, был взволнован[102]. И его отклик на эту смерть, появившийся через шесть дней, до сих пор порождает домыслы о том, что именно поэтому Сталин, бывший семинарист, благоволил к нему.

Рано утром 9 ноября 1932 года застрелилась Надежда Аллилуева, 31-летняя жена Сталина. Выстрела никто не слышал. К тому времени, как домработница нашла ее в луже крови на полу спальни в кремлевской квартире, тело уже остыло; в соседней комнате спал ее муж — накануне он всю ночь пил. Руководители страны праздновали пятнадцатую годовщину революции в доме наркома по военным и морским делам Климента Ворошилова; все вожди жили в тесной близости за толстыми краснокирпичными стенами Кремля. Их вечеринки обычно бывали бурными, спиртное лилось рекой, а Сталин, чья волчья злоба часто прорывалась на поверхность, в тот вечер был особенно несносен. Его жена, которая держалась строго и отчужденно даже с детьми, одиннадцатилетним Василием и шестилетней Светланой, была аскетичной большевичкой. Она неброско одевалась и больше походила на преданную служанку. За 41-летнего Сталина она вышла еще девочкой, ей было всего восемнадцать. Он относился к ней пренебрежительно, и у нее все чаще случались приступы мигрени и истерические припадки. По словам одного из биографов Сталина, Аллилуева «страдала серьезным психическим расстройством[103], возможно, у нее был наследственный маниакально-депрессивный психоз или пограничное состояние».

Ради вечера у Ворошилова[104] Аллилуева сделала небольшое исключение. Она надела купленное в Берлине черное вечернее платье, расшитое красными розами. Ее муж, который пришел на вечер отдельно, ничего не заметил, хотя сидел за столом напротив нее. Более того, он откровенно флиртовал с известной киноактрисой, женой командарма, и игриво бросал в нее катышками хлеба. Еду запивали грузинским вином; помимо вина, пили и водку. Сталин поднял тост за уничтожение врагов государства; Аллилуева намеренно игнорировала тост. «Эй, ты! — заревел Сталин. — Пей!» Она закричала в ответ: «Не смей обращаться ко мне «эй, ты»!» По словам некоторых очевидцев, Сталин прижег ей руку папиросой, испортив платье. Аллилуева выбежала вон; за ней последовала Полина Молотова, жена Вячеслава Молотова, председателя Совета народных комиссаров. Аллилуева жаловалась Молотовой на поведение мужа и поделилась подозрениями, что Сталин изменяет ей с другими женщинами, в том числе с кремлевской парикмахершей. Молотовой как будто удалось успокоить Надежду. Н. С. Хрущев в своих мемуарах пишет, что Аллилуева позже пыталась поговорить с мужем, но бездушный охранник сообщил, что Сталин уехал на ближнюю дачу с женщиной. Говорят, что Надежда написала Сталину предсмертное письмо — оно не сохранилось, — в котором выносила ему исторический и политический приговор. Затем она выстрелила себе в сердце.