Дело Зили-султана

На мой вопрос, как он тут, только отмахнулся — прекрасно. Жду, когда лишат эполетов и отправят домой. Разговор с полковником у них состоялся еще вчера.

— Поверишь ли, поначалу думал, он мне живьем голову откусит. Но нет, был на удивление спокоен, как будто заранее знал, что случится. Только спросил: вы, господин поручик, осознаете ли все последствия вашей эскапады?

— А ты что?

— А я говорю: сознаю, конечно. Теперь, господин полковник, шпицрутены, каторга, Сибирь, виселица. Он поморщился и сказал, что лучше бы я юмор свой по назначению употреблял. Но, опять же, не злобился, не кричал. Из чего делаю вывод, что уволят меня из бригады и отправят сизым голубем на родину, в имение, яровые да озимые взращивать. А я и рад больше жизни, меня там Полина ждет, соседского помещика дочка — я тебе про нее говорил уже. Все, брат, погуляли, хватит, пора и остепениться. Женюсь, заведу детишек, после обеда буду читать журнал «Русский инвалид».

— А как же Европа, Париж?

— А женитьба Парижу не помеха. Собрал урожай, продал — да и в Париж!

И он захохотал во весь голос.

— А полковник не спрашивал, зачем ты всю эту катавасию устроил?

— Спрашивал, а как же. А я ему: изволите видеть, стало мне жалко осквернителя. Все-таки соотечественник, компатриот, хоть и прищуренный слегка. Да и что он такого натворил, говорю? В гарем залез? Эка невидаль! Вы сами, говорю, господин полковник, неужели молодым не были, к барышням в окно не лазили?

— А он чего?

— А ничего. Плюнул да и велел меня под домашний арест поместить.

В конце концов, от штабс-ротмистра вышел я с легким сердцем. Кажется, с Б. все утряслось как нельзя лучше.

Когда я вернулся в казармы, Калмыков сообщил мне, что меня желает видеть полковник. Ну, что ж, желает, так желает. Я отправился к полковнику.

— Явились наконец — сказал он хмуро. — Поди, уже и с Плутархом своим повидались?

— Если вы про штабс-ротмистра, то он под домашним арестом, к нему никого не пускают.

Караваев поморщился.

— Что-то вы уж в каждой мелочи изволите запираться. Если спросить, вращается ли Земля вокруг Солнца, и то, наверное, начнете отрицать. Ну да ладно. Я вот что хотел у вас выяснить: не собираетесь ли вы вернуться к службе? А то у меня на три полка теперь один старший офицер.

— А нужно ли больше? — спросил я его задушевно. — Все равно до осени бригада неполная будет. Если собрать всю наличность, меньше полка наберется. Урядники вполне справятся.

— Это вы капризничаете, или у вас серьезная причина? — спросил полковник.

— Серьезнее некуда — сказал я. — Бог даст, скоро все сами узнаете.

Караваев посмотрел на меня пронзительно.

— Будь моя воля, я бы вас никуда не отпустил. И поставил бы вас на место не то, что офицера, а урядника. К сожалению, посланник велел пока оставить вас в покое. Что ж, подождем более удобного момента.

С этими словами полковник отпустил меня на все четыре стороны.

Глава двенадцатая Угрозы эндеруна

Дни шли за днями, но ничего ровным счетом не происходило. Б. отправили в Россию, шум, поднятый похищением Ганцзалина, постепенно стих. Впрочем, скучать мне не приходилось — рядом была Элен. Однако я ждал событий. И я их дождался.

Как-то утром я купил «Экó де Пéрс», развернул и замер. На второй полосе красовалось сообщение о том, что туркменские племена имели наглость перейти границу и дерзостно напасть на мирных скотоводов и землепашцев, находящихся на персидской стороне.

«Ага, — сказал я себе, — Ганцзалин зря времени не теряет». И отправился во дворец.

Шах сидел у себя темнее тучи. Когда ему доложили о моем приходе, он даже не пожелал выходить. Но я знал, что это недолго продлится. Если он не потребовал казнить меня сразу, рано или поздно непременно сменит гнев на милость. И, действительно, спустя минут десять меня провели прямо к нему в опочивальню, где я уже бывал во время нашего славного расследования пропажи фоторужья. Шах сидел прямо на полу, на подушках и смотрел в пол. С минуту я стоял возле двери навытяжку, пока наконец он не соизволил поднять на меня глаза.

— Предатель, — сказал он. — Все русские — предатели.

— Ваше величество знает, что я жизнь за вас отдам, — отвечал я.

— Жизнь? — он хмыкнул. — Где ты был все эти дни, когда мне так нужна была твоя помощь и поддержка?

— Я ротмистр Персидской казачьей бригады, у меня есть служебные обязанности… — начал было я, но он только рукой махнул.

— Не ври мне — сказал он. — Ты не появляешься там неделями. Думаешь, я ничего не знаю про твою английскую мадемуазель?

Я наклонил голову, сделав самый покаянный вид.

— Я мужчина, а мужчина нуждается в женщине. Кому как не вам знать это, ваше величество.

Он заулыбался и погрозил мне пальцем, потом опять помрачнел.