Дельцы. Том II. Книги IV-VI

— Простите меня, — заговорилъ опять Кучинъ, вставая: — я, быть можетъ, поступаю слишкомъ просто и смѣло, но зачѣмъ-же уклоняться отъ настоящей правды, когда дѣло идетъ о такой высокой и человѣчной задачѣ. Вы изволили изъявить желаніе принять участіе въ нашихъ трудахъ. Чѣмъ-же вы могли-бы ознаменовать это участіе, какъ не возвращеніемъ живой души на здоровый путь? Увѣренъ, что вамъ это удастся. Я-же теперь, при всемъ моемъ душевномъ стремленіи, не могу быть вам полезнымъ.

Кучинъ еще разъ улыбнулся и взялся за шляпу.

— Благодарю васъ, — проговорилъ Повалишинъ, и больше уже ничего не могъ прибавить. Онъ стоял и тоже улыбался Кучину, а въ это время въ головѣ его ходили самыя язвительныя мысли, изъ которыхъ онъ никакъ не могъ выпутаться.

«Знаетъ-ли онъ что-нибудь?» спросилъ онъ себя еще-разъ, глядя на Кучина.

— Еще разъ извините меня, — точно съ таинственнымъ оттѣнкомъ промолвилъ Кучинъ.

Повалишинъ уже ничего не отвѣчалъ ему и молча проводилъ до передней.

«Онъ навѣрно все знаетъ! — вскричалъ онъ про себя. — Иначе зачѣмъ-же-бы онъ являлся? Но если онъ знаетъ, его обращеніе ко мнѣ или безсмысленно, или чересчур зло. Что могу я сдѣлать для него теперь, когда жена ушла? Какое вліяніе могу я имѣть на нее, чтобъ возвратить имъ опять такого цѣннаго члена? Все это болѣе чѣмъ странно!»

Такой разговоръ съ Кучинымъ показывалъ Александру Дмитріевичу, что ему нельзя скрывать роковаго факта своей супружеской жизни, иначе онъ рискуетъ на каждомъ шагу разыгрывать печальный водевиль. Наконецъ, сегодня, сейчасъ могли быть визиты къ женѣ его. Прислуга не будетъ знать, что отвѣчать, или отвѣтитъ глупо или скандально. Ни одной минуты нельзя было тянуть этой мистификаціи.

Александръ Дмитріевичъ тутъ-же освѣдомился, уѣхала-ли горничная съ вещами. Человѣкъ доложилъ ему, что уѣхала. Онъ приказалъ человѣку говорить, если кто будетъ пріѣзжать къ барынѣ, что ея нѣтъ и когда вернется — неизвѣстно. Квартиру рѣшилъ онъ сейчасъ-же сдать и взять отпускъ на двадцать-восемь дней, чтобы уѣхать куда-нибудь изъ Петербурга, а, вернувшись, поселиться въ другой квартирѣ.

Онъ цѣлый день провелъ дома, никого не принималъ и жадно прислушивался изъ кабинета къ звонкамъ въ передней.

Только вечеромъ вспомнилъ онъ, что Катерина Николаевна просила его о видѣ на жительство.

XI.

Утренній визитъ Степана Ивановича былъ не спроста. Онъ ничего не зналъ про то, что Катерина Николаевна оставила супружескій кровъ; но утромъ рано онъ получилъ письмо отъ Борщова. Оно-то и заставило его пойти къ Александру Дмитріевичу. Въ этомъ письмѣ Борщовъ извѣщалъ его отъ имени Катерины Николаевны, что она не будетъ принимать участія въ тѣхъ обществахъ, гдѣ онъ былъ главнымъ воротилой. Выходъ этотъ былъ мотивированъ невозможностью для Катерины Николаевны быть солидарной съ основными благотворительными идеями Кучина, «которыя она теперь только настоящимъ образомъ разглядѣла.

Степана Ивановича это сильно задѣло. Онъ сейчасъ-же вспомнилъ свою новую сотрудницу Зинаиду Алексѣевну и спросилъ себя: «не будетъ-ли того-же самаго и съ нею, не кончитъ-ли и она тѣмъ, что отшатнется отъ него?» Этотъ вопросъ смутилъ его еще сильнѣе, чѣмъ письмо Борщова, которое только возмутило его всегда затаенную гордость. Зная, что Повалишинъ недоволенъ тѣмъ, что происходитъ въ женѣ, Степанъ Ивановичъ сообразилъ, что слѣдуетъ сегодня-же отправиться къ нему и такъ его настроить, чтобы онъ началъ энергически противодѣйствовать вліянію Борщова, защищая при этомъ и свои супружескія права.

Онъ уже говорилъ Зинаидѣ Алексѣевнѣ про Катерину Николаевну, и теперь ему придется объяснять ихъ окончательный разрывъ. Какъ-бы эта бойкая дѣвушка не почувствовала нѣкоторой фальши въ его объясненіи. Ему было-бы слишкомъ непріятно сразу потерять такую милую сотрудницу. А онъ видѣлъ, что Зинаида Алексѣевна почувствовала къ нему симпатію? Степанъ Ивановичъ былъ вообще великій мастеръ отрекомендовывать себя молодымъ, впечатлительнымъ женщинамъ. На это онъ посвятилъ едва ли не столько-же лѣтъ и труда, какъ и на благотворительность. До сихъ поръ онъ имѣлъ дѣло съ гораздо болѣе наивными личностями, чѣмъ Катерина Николаевна. Съ ними Степанъ Ивановичъ имѣлъ обыкновенно одну и ту-же манеру: убѣжденный, нѣсколько пастырскій тонъ. Съ Зинаидой Алексѣевной столкновеніе было слишкомъ своеобразно, да и она сама отрекомендовала себя такъ, что съ ней нужно было пустить въ ходъ совершенно другую манеру.

Впечатлѣніе, произведенное личностью Степана Ивановича, заставило Зинаиду Алексѣевну гораздо серьезнѣе взглянуть на все свое прошедшее. Оно ей показалось крайне пусто и ничтожно.

«Что я до сихъ поръ дѣлала? — спрашивала оиа себя. — Металась изъ стороны въ сторону, безъ всякой цѣли и толку. Мнѣ хотѣлось постоянно забавляться и я сваливала свою собственную пустоту на какую-то трагическую хандру. Я требовала отъ жизни пестраго маскарада, который долженъ былъ тѣшить меня. А какое право имѣла я на подобную требовательность? Что я сдѣлала порядочнаго не то, что для другихъ, а и для себя-то?»